Ада Даллас

– Может, и посоветую, – спокойно сказала она. Сильвестр рывком подался к ней, а я, почувствовав, что у меня вдруг отпала челюсть, поспешил закрыть рот. Лицо Ады было открытым и безмятежным, а взгляд устремлен не на нас, а на портсигар, из которого она доставала сигарету. Затем она посмотрела на нас, улыбнулась и взглядом попросила огня.

Сильвестр взял со столика зажигалку и, щелкнув ею, поднес Аде.

– Спасибо.

– Пожалуйста. – В его голосе явно звучала насмешка. – Не соблаговолите ли поведать нам, что вы имели в виду?

Ада стала серьезной.

– Есть ли в Новом Орлеане полицейские, на которых вы могли бы полностью положиться? Из тех, кто работает в районе Французского квартала.

– На трех-четырех мы свободно можем рассчитывать.

– Тогда все получится, – сказала Ада.

И она объяснила.

– Боже мой! – воскликнул я. Неужели это пришло ей в голову в ту же самую секунду? Или она мечтала об этом уже давно и только ждала подходящей минуты? – Не нужно этого делать. Мы...

Но никто меня не слушал. Я замолчал.

Сильвестр отвернулся. На фоне окна вырисовывался квадрат его спины. Заложив руки за спину, он стоял, глядя на улицу. Затем он обернулся.

– Да, – промурлыкал он, и на лице его светилась радость, как у проповедника, осененного знамением господним. – Да. Превосходно! Именно это. – Потом он обратился к Аде: – Великолепный план, моя дорогая. Великолепный, – и улыбнулся.

Разумеется, он не отказался и от своих намерений. Газеты напечатали интервью с девицей и свои комментарии, поэтому он предъявил им иск в миллион долларов. Иск в два миллиона он предъявил Ленуару за то глупое выступление по телевидению. А потом иск возрос до пяти миллионов, и газеты вынуждены были изо дня в день писать об этом. Кроме того, Сильвестр заставил и радио и телевидение дать ему возможность выступить на тех же условиях, что и Ленуару. Затем выступил я, назвав Ленуара лжецом, газеты – сплетниками, а девицу – неудачницей, которую использовали в своих интересах наши противники. Это была отличная речь. Ада целый день ее писала.

Никаких шансов получить эти деньги у нас не было. Да мы, собственно, и не надеялись. Мы хотели только поднять такой шум, чтобы нельзя было отличить одну сторону от другой.

И затея эта почти оправдала себя. Почти, но не совсем. В некоторых округах шерифы боялись фальсифицировать подсчет, как на первичных выборах, и Сильвестрова счетная машина быстро подтвердила, что полной гарантии у нас нет. Значит, предстояло пустить в ход план Ады. А если нет, значит, идти на риск.

Мне план Ады был не по душе. Более того, он был мне ненавистен, я сам, себе становился гадок и противен, хотя не мы, а они начали эту подлую кампанию. Если бы я мог, я бы тогда же вышел из игры. Но я не мог. И Сильвестр с Адой принялись за осуществление этого плана. До вторичных выборов оставалось тринадцать дней.

* * *

Мы смотрели в окно, туда, где это должно было произойти: на стоявший на другой стороне узкой улицы двухэтажный серого камня особняк с решетчатой калиткой, открывающейся во внутренний дворик.

С трех часов мы с Сильвестром находились в доме, снятом нами за несколько дней до ожидавшегося события на короткой улочке, выходящей прямо на Декатур. Было уже без двадцати девять. Сильвестр смотрел на улицу – он был похож на большую сову в ожидании полевки.

Внутри у меня все было напряжено, дышал я так, будто сидел в кислородной камере, а сердце стучало, как слышишь в стетоскоп. Но откуда этот страх? Бояться-то следовало не мне, а совсем другому человеку.

– Для чего лезть в такую западню? – Я слышал недоумение в собственном голосе. – Как можно оказаться такими дураками?

– Как? – расхохотался Сильвестр. В его смехе было что-то пугающее. – Они ведь думают, что ловят в западню тебя, уверены, что вот-вот выведут тебя на чистую воду и уничтожат. Вот почему их самих легко разоблачить и уничтожить. Знаешь, что говорят жулики? Что честного человека обмануть нельзя. И правда нельзя. Но только где найти честного? – Он снова засмеялся таким же смехом, и я почувствовал, что весь дрожу. – Люди обманывают самих себя. И не только обманывают, но и предают и уничтожают. Можешь сам этого не делать, они сделают за тебя. Их нутро требует это сделать. Природное отсутствие чести навлекает на них бесчестие, а зло ведет к злу. Тебе не надо и пальцем шевелить. Они сами причинят себе беду. Надо только предоставить им возможность.

– Вы хотите сказать, что все такие?

– Абсолютно. – Он засмеялся и смеялся дольше, чем всегда. – Абсолютно все. Все до единого.

В эту минуту я ненавидел его, как никогда прежде. Я не верил, что все такие. Я никого не хотел уничтожать. И большинство людей не хочет. В них нет того, о чем он говорит. Я не мог в это поверить.

Но он был уверен, что есть. На мгновенье мне показалось, что ради этого он и живет: найти то, что есть, и вытащить наружу. Меня чуть не стошнило от страха.

Сильвестр прильнул к окну.

– А вот и наш долгожданный гость.