Ада Даллас

Я дрожал, как дрожишь, когда не знаешь, от холода или от страха. Но день-то был теплым. Я дотронулся до ножа, достал из кобуры свой пистолет и укрылся за спинку переднего сиденья. Пистолет ледяным холодом обжигал мне руку. Машина остановилась, открылась дверца, и сквозь щель у сиденья я увидел две костлявые, обтянутые шелком чулок ноги. Я поднялся, держа в одной руке пистолет, а в другой полицейский знак, и сказал:

– Сидеть тихо!

Женщина крякнула, как утка, и ее злое уродливое лицо налилось темной, как свекла, краской.

– Ты пожалеешь! – крикнула она Аде. – Подожди, ты еще пожалеешь, черт бы тебя побрал!

Она даже не обернулась ко мне, увидев пистолет и знак. Не сводя с Ады безумного взгляда, она не переставала повторять, словно утратив разум:

– Ты пожалеешь, пожалеешь.

Ада не спеша ехала по шоссе. Солнце озаряло своими лучами зеленые плантации хлопка на коричневых полях. Мы миновали приземистый белый дом, одна сторона которого была освещена солнцем, а другая оставалась в тени. Во дворе стояли мужчина и женщина и чему-то смеялись. Наша пассажирка продолжала хныкать.

– Молчать! – приказал я, ткнув пистолетом в жилистую шею.

Она смотрела теперь только перед собой, бормоча все те же слова. Я взглянул на ее жилистую шею, куда мне предстояло нанести удар, потом перевел взгляд на зеркало заднего обзора и увидел длинные черные фермы моста, сходящиеся вместе по мере того, как мы удалялись.

И снова мы очутились на той же дороге, колеи которой уходили в лес.

Я следил за лицом, которое было так близко от моего пистолета, и видел, что выражение этого лица менялось. Сначала на нем было написано удивление, потом появился испуг, означавший, что она начала о чем-то догадываться.

– Не хочу сюда. Не хочу. Куда вы меня везете?

Затем она стала кричать, и лицо ее снова изменилось – она поняла, что ее ждет.

Я ткнул ее пистолетом.

– Заткнись!

Но она знала, что терять ей нечего. Она продолжала кричать, и мне пришлось ребром левой ладони нанести ей удар по горлу. Она тяжело осела на сиденье.

Она пришла в себя, когда мы уже проехали полпути. Тогда она стала молить, не громко, не настойчиво, плачущим голосом:

– Не надо. Прошу вас, не надо.

Голос не менялся, он был ровным и лишь повторял:

– Не надо. Прошу вас, не надо.

Клянусь, я не хотел этого, я был вынужден. Мне хотелось сказать ей об этом, объяснить, чтобы она поняла. Но я ничего не сказал. Без формы я чувствовал себя голым.

Мы с ней словно слились в единое целое. Мои руки держали пистолет, и я же ощущал прикосновение дула, я же молил: "Прошу вас, не надо".

И в то же время я был я. Мы снова очутились на полянке, только день уже клонился к вечеру. Сквозь вершины деревьев еще проглядывало голубое небо с белыми, похожими на вату облаками, все так же шептались листья и покрикивали сойки. Деревья не пропускали солнечных лучей, и под их сенью было прохладно. В такой день приятно лежать в траве или кататься на лодке, подумал я.

Затем я взглянул на толстый черный сук и понял, что он мне напоминал все это время.

– Вылезай, – приказал я. Мне хотелось сплюнуть, но ничего не получилось. – Пошли.

– Нет. – Она захныкала и залепетала: – Прошу вас. Прошу вас, не надо. Я больше не буду. Позвольте мне уйти. Я не буду. Никогда.

Я вытянул ее из машины.

Она скрестила руки на высохшей груди.

– Честное слово, не буду. Никогда.

Я переложил пистолет в левую руку, а правой нащупал в кармане нож.

– Обещаешь? – Я достал нож и держал его за спиной.

– Да, да, обещаю. Я сделаю все, что хотите, только не убивайте.

Дай только тебе возможность добраться до телефона, подумал я, и в ту же секунду ты забудешь про свое обещание.

– Даешь слово? – спросил я.

Я снова стал ею, немолодой женщиной, которая просит, чтобы ее не убивали, чтобы ее не переселяли из мира живых в мир мертвых. И в то же время я был я, и мне предстояло отправить ее в это путешествие. Я холодел от ужаса в ожидании ножа, и я держал нож в руке. И я же наблюдал за всем этим с верхушки дерева.

"Это не я, – стучало у меня в голове. – Не я".

– Поверьте мне. Прошу вас, поверьте мне.

Это я молил, и я же ответил:

– Хорошо. Но если ты нас обманешь, мы найдем тебя, где бы ты ни спряталась. А теперь лезь обратно в машину.

Она повернулась ко мне спиной, но, когда я нажал на кнопку пружины, услыхала, как выскочило лезвие. Она начала поворачиваться, и опять я стал ею: я поворачивался, видел, понимал, но слишком поздно, слишком поздно. А другое мое "я" шагнуло вперед, сделав быстрое и точное движение рукой. И я же смотрел с дерева, но мне все было безразлично. Нож вошел туда, куда надо, с трудом, хотя я вложил в удар всю силу, она коротко вскрикнула "Ах!", как во время любовных объятий, и умерла.

Она умерла, на дереве никого не было, и я опять стал только я, я смотрел на коричневое платье, на черную рукоятку ножа с серебряным бойскаутским знаком, торчащую из-под коричневой шляпы.

Я превратился в убийцу.