Ада, или Эротиада

Его новый адвокат, г-н Громвель, чье воистину благозвучное цветочное имя даже как-то сочеталось с его невинным взглядом и белокурой бородкой, приходился племянником знаменитому Громбчевскому, который последние лет тридцать вел некоторые дела Демона с большим старанием и ловкостью. Громвель не менее бережно обходился с личным состоянием Вана; однако был не слишком сведущ в премудростях издательского дела, а Ван в этих вопросах был полный профан; он, к примеру, не подозревал, что «экземпляры для отзыва» следует рассылать редакторам различных периодических изданий или что за рекламу надо платить, а не ждать, что она внезапно материализуется во всей красе на центральной полосе между аналогичными завлекалками, рекламирующими «Бесов» мисс Лямур и «Белугу» мистера Герцогса.

Одна из сотрудниц г-на Громвеля, Гвен, за приличный гонорарчик была откомандирована не только развлекать Вана, но также распределить по манхэттенским магазинам половину тиража, тогда как ее бывший любовник в Англии был призван разместить вторую половину по лондонским книжным магазинам. То, что всякий, кто любезно продаст его книгу, не может взять себе те самые примерно десять долларов, что стоит производство книги, казалось Вану несправедливым и лишенным логики. И он чувствовал себя виноватым за все те хлопоты, которые, вне сомнения, обрушивались на малооплачиваемых, изможденных и бледных брюнеток с голыми ручками из книжных магазинов, которые старались завлечь угрюмых гомосеков его творением («Такой чудный романчик о жизни девушки по имени Терра!»), стоило ему узнать после тщательного изучения ведомости продаж, присланной в феврале 1892 г. его камарильей, что за год продано всего шесть экземпляров — два в Англии и четыре в Америке. Исходя из статистики, отзывов нечего было и ожидать, да еще и при тех неординарных обстоятельствах, в которых обрабатывалась корреспонденция с бедной Терры. Как ни странно, две рецензии все-таки появились. Одна, подписанная «Первый Шут», появилась в «Эльсиноре», известном лондонском еженедельнике, втиснутой в обзор, озаглавленный из любви британских журналистов к дешевой игре слов «Terre à terre[337], 1891» и посвященный «Космическим романам» года, которые к тому времени уже стали мельчать. Рецензент надменно аттестовал вклад Вольтэманда как самый достойный в этой серии^{104}, назвав произведение (с, увы, безошибочной прозорливостью) «роскошно приукрашенным, банальным, скучным и невнятным вымыслом при трех абсолютно выдающихся метафорах, тем более усугубляющих общую несостоятельность повествования».

Еще лишь один комплимент был высказан в адрес бедняги Вольтэманда в маленьком манхэттенском журнальчике («Бровь Гринич-Вилледж») поэтом Максом Миспелем («миспель» — еще одно ботаническое наименование — по-немецки то же, что и английское «medlar»), сотрудником факультета германистики Университета Голуба. Герр Миспель, обожавший красоваться авторами, о которых писал, углядел в «Письмах с Терры» влияние Осберха^{105} (испанца, создателя претенциозных сказок и мистико-аллегорических анекдотов, превозносимого верткими диссертантами), а также одного малоизвестного древнего араба, толкователя анаграмматических снов, Бена Сирина^{106}, чье имя именно так переводится капитаном де Ру, как утверждает Бертон в своей обработке трактата Нефзави о наилучшем способе совокупления с толстухами или горбуньями («Благоуханный сад», изд. «Пантера», с. 187, экземпляр, подаренный девяностотрехлетнему барону Вану Вину его врачом профессором Лагоссом, любителем непристойностей). Критический обзор Миспеля завершался так: «Если г-н Вольтэманд (или Вольтиманд, или Мэндалатов), как мне и представляется, психиатр, то я, при всем восхищении его талантом, не завидую его пациентам».