Ада, или Эротиада

Его способность дробить пространство, словно повторяемостью рисунка обоев, на горизонтали и вертикали «сильных» и «слабых» субстанций, оставалась никому не известной, пока однажды вечером один аспирант (пожелавший так и остаться «асп.»), желая прочертить кое-какие графики, характеризующие метабазис другого больного, оставил где-то под руками у Малдуна продолговатую коробку с новенькими, разноцветными, еще не зачиненными меловыми карандашами, само лишь название которых («Розовая анадель Диксона») окрашивало воображение в радужные тона, поскольку в уютном жестяном вместилище эти яркие, отлакированные деревянные карандаши выложены радужным спектром. Не то было детство у бедняги Малдуна, чтоб откликнуться на этакий ярко переливчатый призыв, но, едва пытливые пальцы, открыв коробку, прошлись по карандашам, бледное, точно пергамент, лицо просияло явным чувственным наслаждением. Заметив, что брови слепца приподнялись слегка на красном, сильней — на оранжевом, еще сильней, сопровождаясь пронзительным вскриком, — на желтом, потом принялись опускаться на прочих цветах спектра, асп. походя заметил ему, что деревяшки окрашены в разные цвета — «красный», «оранжевый», «желтый» и т. д., и так же походя Малдун, вторя ему, сказал, что и на ощупь они разные.

В ходе тестов, проводимых асп. с коллегами, Малдун объяснял им, что поочередное касание карандашей отдается в нем звукорядом «жалозвонов», особых ощущений, напоминающих звон в ушах от прикосновения кожи к жгущей крапиве (он вырос в деревне где-то между Орма и Арма и в своем полном опасности детстве не раз, бедняга, спотыкался в тяжелых своих ботинках и падал в канавы и даже в овраги), и еще поведал с ужасом о «сильном» зеленом жалозвоне от листка зеленой промокашки, а также о влажном слабом розовом жалозвоне от прикосновения к потному носу медсестры Лангфорд, причем эти оттенки пациент выверял самостоятельно по названным аспирантами в связи с карандашами цветам. В результате всех этих тестов напрашивался вывод, что пациент кончиками пальцев сообщает мозгу «тактильную транскрипцию призматического спектра», как выразился Паар в своем обстоятельном послании Вану.

По приезде последнего оказалось, что Малдун не полностью вышел из состояния ступора, оказавшегося значительно длиннее предыдущего. Надеясь, что завтра осмотрит пациента, Ван провел восхитительный день в дискуссиях с рядом заинтересованных коллег, с любопытством узрев меж медсестер знакомый прищур Элси Лэнгфорд, поджарой девицы с лихорадочным румянцем и длинными зубами, имевшей неопределенное касательство к истории с «полтергейстом» в ином медицинском заведении. Пригласив Чуза отужинать к себе в апартаменты, Ван сказал, что лучше бы беднягу, едва можно будет его транспортировать, переправить в Кингстон непременно с мисс Лэнгфорд. Но бедняга в ту же ночь скончался во сне, оставив явление так и не разгаданным и при явном ореоле неправдоподобия.