Адам и Ева

Поднимаю голову. Олдржих тем временем подошел к нашему домику. И вовсе он не спешит. Еле тащится и глазеет по сторонам… Поглядел направо, налево, я словно вижу, какой неспокойный у него взгляд. Кружит на месте, словно идти домой ему совсем неохота. (Живет он неподалеку, в небольшом коттедже, который получил за женой в приданое. Но вместе с коттеджем приобрел и жену, энергичную, решительную и суровую женщину, сухарь сухарем, которая теперь не дает ему ни минуты покоя. Такой хозяюшке ничем не угодишь, все-то ей не по нраву. Так что я ему не удивляюсь.) Олдржих стоит… и, наверное, делает вид, будто любуется склоненными под тяжестью плодов ветвями; вот он тянет руку к цветку подсолнуха, что растет у нас под окном. Наклоняется к нему, сует нос, будто шмель, а сам — могу поспорить на что угодно — глазами так и стреляет в надежде увидеть совсем иную красу. Ему хотелось бы хоть краешком глаза взглянуть на Еву, мою подругу жизни, и лишиться дара речи — а может, наоборот: обрести красноречие. Увидеть ту, которую когда-то потерял, и потерял — добавлю — по своей вине.

Я усмехаюсь в бороду, а в душе — покатываюсь со смеху.

2 Сватовство

Сколько же лет назад это случилось? Неужели семнадцать? Все-таки слишком быстро летит время!

Вот предо мною наш сад. В ту пору совсем не большой, да какая разница, все одно славный…

На месте старых высоких дерев мы широкой шпалерой насадили низкорослые крепкие яблоньки. А урожай собирали в три, в четыре раза больше, чем прежде. Какие душистые, сочные плоды вызревали у нас! Непривычное зрелище, неведомая радость — видеть прямо перед собой, на уровне лица, сплетенье ветвей и листвы; протянув руку, осматривать новые побеги, отягощенные круглыми и продолговатыми, золотистожелтыми или ярко-красными, румяными яблочками!

Мы снимали их, как гроздья с виноградной лозы… Уже в те поры к нам за много километров приезжали посмотреть на них и подивиться, как нам удалось вырастить такое чудо.

Само собой, я был горд плодами своих рук.

Ведь как-никак плоды эти стоили мне крови и пота…

Обхожу, бывало, свои царские владения, и тепло становится на душе и на сердце, а все-таки чего-то недостает, чем-то я еще недоволен. Чего? Чем? Я уже вкусил от того, что взрастил, что зреет и дает плоды. И вот — честно заработанный, заслуженный, брызжущий соком плод распалил мои аппетиты. Не идут у меня из головы персики. Хотя пока что урожай мой — одни насмешки. Насмешки сыплются, будто апрельский дождь, из каждой тучки. «Да ты спятил, Адам? Что это на тебя нашло? Зря стараешься. Брось, пока не поздно!»

Советовали лучше приглядывать за яблонями, грушами да сливами. Дескать, деды и прадеды наши знали, что в подржипском краю родится. Так-то оно так… Честь им и хвала. Но, слава богу, не дал я советчикам сбить себя с толку и отговорить. Я завзятый упрямец и извелся бы, если бы подрядился все делать только по привычке, как все давно умеют. Нет мне радости от такой работы; я задохнулся бы от скуки. Между прочим, до меня тоже пытались вырастить здесь эту культуру. Выходит, насмешки, которыми одаряют меня знакомые и соседи, имеют свои резоны. Ничего не попишешь, придется к прежним поискам и мученьям добавить еще капельку усилий и крошечку души.

Да что может быть краше — выпестовать на нашей подржипской земле чудесные, покрытые легким пушком, сочные, ароматные, освежающие душу плоды? Давнишняя моя неизбывная мечта…

Помню, тогда и пяти лет мне не было. Мама брала меня с собою, когда ходили чесать хмель. До хмельников было далеко, поэтому мы ночевали у зажиточного крестьянина в старой пустой конюшне. Тогда-то я и увидел персики впервые — в защищенном от ветра углу, на солнечной стороне, за стенами сарая. Как они манили меня! Как мне хотелось их сорвать! Плоды только-только созрели. И я не удержался от соблазна. Как-то вечером тайком сорвал один. Зарылся в сено и там съел. Наверное, поэтому он показался мне таким вкусным и приятным, много приятнее, чем я предполагал. Утром хозяин снял фрукты. А я еще долго ощущал во рту вкус этих дивных плодов. И снова припомнил его, когда учился на садовода, в агрономическом училище.

Я собирал литературу и, наверное, перечитал все, что у нас было написано о персиках, выясняя, где и в каких условиях приживается это дерево. Тогда-то и запало мне в душу, что персикам может понравиться и у нас. Эта мысль не давала мне покоя. С того и началось. Неизбывная мечта, навязчивая мысль, одержимость…