Адам и Ева

Пролог

17 июля. Должен признаться, я с ужасом жду этого дня уже несколько месяцев. Если быть точным, шесть месяцев. А для Ноулана Филдинга это кое-что значит. Моя секретарша скажет вам, что я проглотил уже целую пачку таблеток от изжоги в ожидании этой утренней встречи. Дело в том, что в десять должны появиться братья Форчэн. И боюсь, когда они уйдут, им будет не до веселья. Простите...

— Дорис, принесите мне, пожалуйста, чашечку кофе!

Дорис — это моя секретарша — уверяет, что сода не потребуется, если я перестану пить кофе. Мой доктор с этим согласен, но, простите, я отступаю от темы. Вернемся к нашим баранам, то бишь к братьям Форчэн.

Однако прежде, чем рассказать вам о мальчиках... хотя с какой это стати я называю их «мальчиками», когда они давным-давно уже взрослые?.. Правда, я знаю их с пеленок. Я им всем крестный отец. Они действительно были милыми малышами. Ну а если по правде — сущее наказание. Впрочем, я опять забегаю вперед. И прошу прощения за свои манеры, но только должен признаться, эти таблетки совсем не помогают. Минутку...

— Дорис, не надо кофе.

Итак, где мы остановились? Ах да! Вот уже сорок семь лет я уважаемый адвокат и без преувеличения могу сказать, что список моих клиентов можно читать как справочник «Кто есть кто в городе Денвере». Не подумайте, Бога ради, будто я неравнодушен к общественным статусам — закон писан для всех. Но если речь идет о знатных клиентах, то к самым заметным из них — кое-кто назвал бы их избранными — по праву относится семейство Форчэн.

Двадцать семь лет жизни я был адвокатом и близким другом Александра Форчэна, отца четырех мальчуганов Форчэнов. Александр Форчэн основал «Форчэн энтерпрайзиз» — крупную деловую империю, выросшую из универмага здесь, в Денвере, и превратившуюся теперь в мощную сеть из четырнадцати универмагов, покрывающую весь северо-запад Соединенных Штатов. А первоначальный денверский магазин до сих пор остается флагманом этой сети и штаб-квартирой компании.

Немногим более шести месяцев тому назад мой милый друг Александр почил в бозе в возрасте пятидесяти восьми лет, оставив свою семидесятишестилетнюю мать Джессику и четырех сыновей. Последняя воля его была вполне справедливой. Матери он завещал роскошное родовое гнездо в Денвере плюс щедрое пожизненное обеспечение. Остальное состояние он поровну поделил между своими четырьмя взрослыми сыновьями от четырех браков: Адамом, Питером, Трумэном и Тейлором — с единственной оговоркой, что их доли не могут быть проданы или переданы кому-либо вне семьи.

Просто? Безусловно. Безукоризненно? Да. Если бы... В общем, без ложки дегтя Александр не был бы Александром. Видите ли, в конце завещания имеется приложение, вполне безобидное на первый взгляд, но ничего хорошего оно не сулит. Да-да. И это мы все скоро почувствуем.

Вам не терпится узнать, что же в этом приложении такого зловещего? Я вам обязательно скажу, но минуточку терпения.

— Дорис, пожалуй, чай — это то, что мне надо. С ложечкой меда.

Ну так, значит, приложение. Вот оно. Могу прочитать от начала до конца. Со слов Александра Форчэна сие приложение записано мною так: « По окончании разумного периода траура — поскольку у каждого из вас есть собственное представление о его продолжительности, я определяю этот период в шесть месяцев — вы все вновь соберетесь в конторе Ноулана Филдинга для ознакомления с дополнительным распоряжением, которое я приписал к своему завещанию».

Не мне говорить вам, что здесь употреблен юридический термин «дополнительное распоряжение». Можно представить, какой ажиотаж он вызвал у всех мальчиков и у самой Джессики Великолепной: все насели на меня, чтобы я им немедленно открыл, о чем это самое «дополнительное распоряжение». Разумеется, тогда я им возвестил, что конверт, содержащий распоряжение, должен быть открыт утром 17 июля.

То есть сегодня утром.

Я всей душой надеюсь, что Питер, второй сын Александра, сумеет урезонить сородичей после прочтения приписки. Он такой уравновешенный, серьезный и положительный во всех отношениях молодой человек. Потому-то Александр назначил его президентом компании. Словом, Питер мог даже позволить себе похихикать над этим. При всей его чопорности и педантичности в чувстве юмора ему не откажешь.