Адам и Эвелин

Адам, босиком, обернув бедра полотенцем, собрал в ателье свои вещи и вещи Лили и снова был послан ею наверх, потому что вернулся без лифчика и фотографии. Ему вновь пришлось проходить мимо комнаты Эвелин, вновь по скрипящим ступеням наверх и вновь обратно — но только с одной фотографией. Наверное, это Эвелин куда-то запрятала мой новый лифчик, зло прошипела Лили, после чего, правда, тут же расплакалась.

Ее постоянное «что же делать?» вынудило его прошептать: «Не страшно, все не так страшно».

При этом ему просто хотелось, чтобы Лили наконец закрыла свой рот. Каждое ее слово лишь еще больше привязывало его к ней. Да, в тот момент он точно был неадекватен. Как еще объяснить, что он, вместо того чтобы одеться, в халате пошел вслед за Лили, чтобы поднять велосипед Эвелин, который упал и лежал под айвовым деревом? Халат его при этом раскрылся. Вряд ли ему удалось бы более наглядно продемонстрировать соседям, что сейчас произошло. Раньше надо было Лили рот раскрывать, а не теперь, когда было уже поздно. «Он в саду. Мне кажется, он пошел в сад». Не более. Он успел бы прошмыгнуть в ателье, и хорошо. Ничего бы не произошло, ничего.

Вернувшись в дом, Адам на какое-то мгновение и вправду поверил, что все в порядке, как всегда было в порядке, как только он переступал порог собственного дома. Поэтому он повесил ключи Эвелин на место и отнес пакет на кухню. Она всегда разбрасывала свои вещи. Полупустую вазочку с айвовым компотом он обнаружил на хлебнице и поставил в холодильник. Вместо того чтобы взять доску, она порезала хлеб на газете — с недавних пор она все время покупала эту газетенку. А вытрясать газету над раковиной, складывать ее и относить в подвал, в стопку с макулатурой, опять-таки пришлось ему. Он удивился, увидев, что музейная экскурсия «История группы Лаокоона» отмечена фломастером, хотя Эвелин точно знала, что не успевает на нее.

Эвелин бегала взад-вперед по второму этажу. Хлопала дверями и снова распахивала их, книги сыпались на пол. Может быть, его долгом было подняться к ней наверх, сделать первый шаг?

Но вот все опять стихло, слышно было только гудение холодильника. Время от времени Адам сдвигал в сторону хлебные крошки, но затем снова принимал прежнюю позу. Он был благодарен за каждую минуту, в течение которой ему можно было сидеть за столом на кухне, не произнося ни слова.

Вдруг он почувствовал боль. Сильное жжение в груди, словно в ней застряло что-то жесткое. Адам мысленно увидел себя лежащим на полу, без сознания, и Эвелин, стоящую на пороге кухни.

Вдруг он испугался, что Эвелин что-нибудь с собой сделает. Но звук спускаемой в унитаз воды, а потом и шагов Эвелин устрашили его не меньше. Он встал. Держа в одной руке пакет, а другой массируя грудь, Адам посмотрел на потолок, словно мог увидеть сквозь него Эвелин. Все, что пришло ему в голову, было попросить прощения. Он подошел к лестнице, сел на вторую ступеньку и положил пакет рядом. С разочарованием отметил, что боль проходит.

Поставив локти на колени, он обхватил голову руками, которая чем дольше он так сидел, тем больше казалась ему неестественно тяжелой.

4 УХОД

Адам встал, словно готовясь к дуэли. Эвелин остановилась за несколько ступенек от него и поставила чемодан. Зеленую палатку она продолжала держать под мышкой. Она улыбалась.

— Я пойду к Симоне, на первое время.

— На первое время?

— Ну посмотрим, у нее тоже есть виза, может, вместе поедем.

Адам хотел ее поправить — то, что было вклеено в их паспорта, не виза. Но потом он только спросил:

— И куда?

— Куда-куда, на Карибы!

Адам снял руку с перил, чтобы не создавалось впечатления, что он загораживает ей дорогу. Он с удовольствием положил бы руки в карманы, но в левой руке он держал бумажный пакет с фруктами, который прихватил, вставая.

— Ты не хочешь подождать?

— Чего?

— Может, поговорим?

— О чем?

Адам страдальчески скривил губы:

— О том, что произошло.

Он не мог отвести взгляда от накрашенных алым лаком ногтей, ярко блестевших на ногах. Она была в босоножках.

— Если тебе есть что сказать.

Она обхватила палатку руками, словно младенца, и присела на чемодан.

— Мне очень жаль, прости, пожалуйста.

Он смотрел ей в лицо ровно до тех пор, пока не увидел, что она покачивает головой. Затем его взгляд снова соскользнул к ее ногам. В то время как он терзался страхом, что она что-нибудь с собой сделает, она, судя по всему, красила ногти.

— Мне очень, очень жаль.

— Мне тоже очень, очень жаль, Адам. — Эвелин так преувеличенно кивала, словно говорила с ребенком.

— А если я скажу тебе, что ничего, ничего такого не было, о чем ты подумала, мы с Лили знаем друг друга…

— Ты что это? — перебила она его.

— Что?

— Ты лжешь. — В ее голосе звучало разочарование, словно она опасалась именно такого поворота событий. — Пойду-ка я, пока ты еще большей ерунды не наговорил.

— А что я могу сказать?!

— Ты же сам хотел поговорить. — Эвелин встала.

— Ты просто берешь и сбегаешь?

— Ничего себе «просто». Я пытаюсь всего лишь уйти отсюда, пока меня обухом не огрело.

— Каким еще обухом?

— Пока я не поняла на самом деле, что случилось.