Читаем Адам Смит полностью

Джонсон, при всей его образованности и известном свободомыслии, был убежденный роялист, тори и сторонник религии. Босуэл пишет о его «монархическом энтузиазме» и о том, что он презирал безбожников. По вопросу о войне с американцами, который в 70-х годах разделял все английское общество, Джонсон занимал верноподданническую и казеннопатриотическую позицию. Все это было прямо противоположно взглядам Смита, которые. он как раз в эти годы высказывал наиболее решительно.

Трудные отношения между Джонсоном и Смитом объяснялись не только раэличием характеров. Идеи значили для обоих слишком много.

Эта более глубокая идейная основа расхождений ясно ощущается в нескольких записях Босуэла.

13 апреля 1776 года Босуэл записал в дневнике, что в ответ на очередное замечание Джонсона о том, как ему неприятен Адам Смит, он, Босуэл, «сказал, что мне было странно обнаружить моего старого профессора в Лондоне откровенным безбожником в парике, с кошельком». Заметим, что этот разговор происходил вскоре после выхода в свет «Богатства народов», но до смерти Юма.

Летом следующего 1777 года Босуэл писал из Шотландии Джонсону: «Без сомнения, вы читали то, что называется «Жизнью» Дэвида Юма, написанной им самим, с приложенным к ней письмом доктора Адама Смита. Не живем ли мы в век дерзкого бесстыдства? Мой друг мистер Андерсон, профессор натуральной философии в Глазго… недавно навестил меня, и мы беседовали с ним с возмущением и отвращением о ядовитых произведениях, которые отравляют этот век; затем он сказал, что вот великолепный случай для выступления доктора Джонсона. Я согласился с ним, что вы могли бы ударить сразу по головам Юма и Смита и показать, как убого и смешно тщеславное и нарочитое неверие… Разве не будет стоить ваших усилий уничтожение таких ядовитых сорняков в саду морали?»

Это говорит Босуэл, но едва ли может быть сомнение, что он в данном случае, как и обычно, является зеркалом Джонсона. К чести последнего, он воздержался от публичного выступления против «ядовитых сорняков». Но в узком кругу 70-летний Джонсон наверняка не скрывал своего мнения. А его «узким» кругом был весь образованный Лондон. И без Босуэла было достаточно языков, чтобы разносить по кофейням, тавернам и салонам остроты знаменитого старца.

Надо думать, что в этих разговорах, которые в 1777–1778 годах занимали лондонское общество, берет свое начало анекдот Миллара и Вальтера Скотта. Не случайно ссора Джонсона и Смита связывалась впоследствии с письмом о смерти Юма: в глазах современников это было самое смелое выступление шотландца, которое могло оскорбить консервативные чувства Джонсона.

Каковы бы ни были взаимные антипатии Джонсона и Смита, они постоянно встречались на протяжении без малого пяти лет, которые Смит провел в Лондоне (с начала 1773 до конца 1777 года с перерывом в 1776 году). Вряд ли против воли Джонсона он мог быть принят в Литературный клуб.

Хотя Джонсон интересовался экономическими вопросами и сам неоднократно касался их в своих сочинениях, едва ли он прочел «Богатство народов», за исключением отдельных отрывков, на которые обращали его внимание друзья. (Босуэл в «Жизни Джонсона» несколько раз возвращается к резким обвинениям, которые выдвинул Смит против английских университетов, особенно против Оксфорда, от которого Джонсон недавно получил докторскую степень. Эти обвинения, пишет он, несправедливы и оскорбительны.)

Но одно случайное замечание «великого хана литературы» о Смите и его книге настолько интересно, что его стоит привести.

Через неделю после того, как «Богатство народов» появилось в продаже, Босуэл с явным удовольствием сообщил Джонсону между прочим в разговоре, что один их общий друг, человек умный и влиятельный, усомнился в способности Смита написать дельную книгу «о торговле»: Смит никогда не занимался торговлей и может писать о ней не с большим успехом, чем юрист — о медицине.

Но, к удивлению Босуэла, Джонсон не согласился с ним: «Он ошибается, сэр: человек, который сам никогда, не занимался торговлей, несомненно, может хорошо писать о ней, и нет ничего более требующего научного освещения, чем торговля[52]. Чтобы написать о ней хорошую книгу, человек должен иметь широкий кругозор. Нет необходимости практиковать в торговле, чтобы хорошо писать об этом предмете».

Вопрос о том, кто может и должен хорошо писать об экономике, какого рода опыт, кругозор и, практика для этого нужны, конечно, не менее актуален теперь, чем во времена Смита, Джонсона и Босуэла.

6. МУДРЕЦ И ИМПЕРИЯ

Около тридцати лет назад Уинстон Черчилль сказал известную фразу: он не для того стал премьер-министром, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи.

Ныне Британская империя в Черчиллевом смысле не существует. Доминионы с белым населением далеко отошли от Англии. На обломках империи возникли десятки новых независимых государств. Распад империи не означает конец британского колониализма, но ставит его в новые и очень жесткие рамки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы