Адамант Хенны

– Она-то у меня как раз отваром коры альбалома пропитана. Протяни ее по земле вокруг стоянки – и тебе нечего бояться… Скорпионы там или пругасты нипочем не перелезут. От их укуса противоядия не знают ни в Кханде, ни у нас, в Умбаре…

– Тьфу, пропасть! Расплющи тебя Хругнир за такие рассказы на ночь! – сплюнул Малыш. – Пугает тут еще…

Фолко улыбнулся в темноту. Малыш, боящийся страшных историй на ночь, – на это стоило поглядеть.

Затеплился огонек костра. Несмотря на сильный ливень, под пологом листвы альбалома оставалось сухо. Торин пристроил над пламенем закопченный котелок и пригорюнился, подперев голову могучим кулаком; борода гнома смешно задралась, но даже насмешник Строри не рискнул пройтись на этот счет.

За будничными походными хлопотами они старательно отгораживались от мысли, что потеряли Эовин. Никто не мог выжить в том пекле, что бушевало над равниной всего лишь несколько часов назад.

Хоббит лежал на спине, и жесткий корень альбалома казался мягче самой лучшей хоббитанской перины. Он словно наяву видел вспыхнувшую золотую искру волос Эовин – за миг перед тем, как повозка ворвалась в пламя; невольники предпочли честную мучительную гибель в огне жуткой и позорной смерти от рук озверевшего врага. Эовин… тонкая, словно тростинка, – и крепкая духом, точно стальной клинок. Эовин, бросившая Рохан ради приключений и… нет, об этом лучше не думать! Лучше убедить себя, что все привиделось, показалось, почудилось… Девушки уже нет. И они встретятся разве что… разве что после Второй Великой Музыки Айнур, когда замысел Единого будет наконец воплощен здесь, в Королевстве Арда, затерянном среди бесчисленных звезд Эа…

«Двери Ночи… – думал хоббит. – А за ними – пустота… холодная, всепроникающая; безмолвная… Пустота, забвение, черное беспамятство…

Эльфы говорят о «подарке» Единого… После телесной гибели Перворожденные воплощаются здесь, на земле, – а люди? Неужто их ждет такая же судьба?

Только не здесь – там, в конце тайных путей, что берут свое начало от Дверей Ночи… И Ниенна оплакивает, наверное, каждого уходящего этой скорбной дорогой, но что значат слезы ее? Или они смягчили боль ожогов в последние минуты Эовин? А если нет – то к чему они?..

Ты виноват в ее смерти, Фолко, – с беспощадной прямотой сказал себе хоббит. – Ты и никто другой. Мог ведь не брать девчонку с собой – но нет, поддался на уговоры гномов, а почему? Да потому, что хотел поддаться. Уж больно льстил тот восторг, с каким глядели на тебя…»

Тянущая, сосущая боль не отступала, и он знал, что теперь ему придется вечно оставаться с ней – до самого конца его земного пути, а быть может, не отпустит и по ту сторону Гремящих Морей…

«Однако, клянусь бородой Дьюрина, ты обязан справиться с этим! Пусть боль и скорбь пребудут с тобой – но они не должны лишить тебя силы.

Главная цель не достигнута, назавтра предстоит тяжелый переход через выжженную степь – ты должен выдержать!»

Усилием воли хоббит заставил боль отступить.

– Эгей, что пригорюнились? – Он знал, что говорит натянуто-весело, но ничего не мог уже сделать с собой. – Хватит бородами землю мести, почтенные! Скажите лучше, что произошло во вчерашнем сражении?

Торин поднял глаза, словно очнувшись ото сна:

– Во вчерашнем?

– Ну да! В жизни не видывал ничего более кровавого… и дикого.

– Это точно! – эхом откликнулся кхандец. – Никогда б не подумал, что такое на свете бывает…

– Слишком много нелепиц, – продолжал хоббит. – Перьерукие – откуда их столько? Идут лавиной, без строя, словно сам Моргот гонит, а задуматься не дает. Четверти войска хватило бы, чтобы покончить с этими повозками, а остальные не оставили бы от харадримов и мокрого места!

– Тхеремцы тоже хороши, – подхватил Торин. – Где все их войско? Почему невольники? Зачем оборонять уже обреченную землю?

– Не такую уж, как выяснилось, и обреченную, – возразил Маленький Гном.

– Харадримы, конечно, своих тоже почти всех положили – а перьерукие где?

– Кабы эти перьерукие не были такими дураками… – начал Торин.

– Какие есть, с теми и дело имеешь, – оспорил Малыш. – Верно, знали харадримы…

– Что враги их глупцы? Тогда отчего ж раньше не остановили? – не унимался Торин. – Откуда тхеремцы могли ведать, что перьерукие все, как один, кинутся разносить по досочкам повозки? Что ни один из них не продолжит атаку? Это ж ведь бред первостатейный был – возы те пускать…

Малыш пожал плечами:

– Фолко б, наверное, сказал: «Мол, Свет виноват…»

– Может, и виноват, – отозвался хоббит. Казалось, он уже терял интерес к им же начатому разговору, а пальцы его нетерпеливо теребили эльфийский перстень. – Откуда нам знать?..

– Ну и странно же тогда сей Свет у тебя действует, – покачал головой Малыш. – На нас – в общем-то никак… А Эодрейд, почитай, совсем ума лишился… Эльдринги вроде ничего, и, чтобы харадримы друг с другом дрались, я что-то не приметил.

– А вот хазги войной на Рохан пошли, – заметил Торин.

– Во-во! И я к тому же! – обрадовался Малыш. – На одних, выходит, действует – а на других нет?