Адаптация

А меня уже давно, с самого первого момента появления троицы из кривой башни напрягало такое количество симпатичных особ, кружащих вокруг молодого человека, которого я намеревалась оставить себе. Ладно еще Мизо – она не выказывала никаких признаков заинтересованности, и даже наоборот, забавлялась ситуацией, где у Парфена пылкая юная поклонница, которая в упор не видит, что он к ней, в общем-то безразличен. Сам Парфен явно растерялся, услышав недавнее жаркое признание, причем так сильно, как я ещё не видела. Он даже ответить ничего не смог – стоял и хлопал изумлено глазами, а потом отвернулся, будто ничего и не случилось. Ха! Кого он хотел обмануть? Все видели его круглые от удивления глаза и вообще, все слышали эту пламенную речь, так что просто сделать вид, будто всё отлично и в порядке вещей, никому из нас не удавалось. Кроме разве что цветущей гудронки. Ну, и кроме Мизо, которую это вообще не касалось.

Я, честно говоря, тоже находилась в крайней растерянности. Если вспомнить свои принципы (которые, впрочем, хотя и носят столь громкое название, нерушимыми принципами не являются), то воевать за объект поклонения с другими претендующими на него самками я не привыкла. Хотя нет, здесь ситуация не та.

В общем, не могла я сейчас лезть к ним и расставлять всё по местам. Во-первых, это, вероятно, следовало сделать Парфену, во-вторых, я просто не могла сказать этой юной девочке, что она ошиблась и этот конкретный кисеец вовсе не за ней мчался вдогонку.

И не потому, что думала, будто она не поверит, а потому, что не могла сделать ей больно. Не хотелось быть той стервой, которая разрушает чью-то тщательно лелеемую сказку. Пройдут годы, сказка забудется, а вот та самая стерва останется в памяти навечно.

Я даже сама от себя в шоке. Не думаю, что отличаюсь чрезмерным человеколюбием, но обидеть гудронку всё-таки не могу. Ведь она не особо-то и злая, слегка наивная, очень молодая - но и всё!

И кстати, я не учитываю, что Парфена всё происходящее может вполне устраивать. Вид у него, конечно, когда он испуганно косился в мою сторону был таким, как будто он беззвучно объяснял, что всё произошедшее просто недоразумение и серьезно признание гудронки он воспринимать не способен.

Но всё бывает, верно? Мне могло просто показаться. А даже если нет…

С моей самой старшей из подруг, с Наташкой из Бабаевки, как она сама себя называет, однажды произошло следующее: в их компанию затесалась чья-то семнадцатилетняя дальняя родственница, и двадцативосьмилетняя Наташка её даже слегка опекала, потому что помнила, как бывает непросто среди незнакомцев в чужом городе. И когда девчонка стала строить глазки Наташкиному мужу, тот тоже смеялся, мол, нашла к кому ревновать. Но позже оказалось, несмотря на все свои заявления типа: «Да не влечет меня к глупым подросткам, да с ней даже поговорить не о чем! Я взрослый человек и предпочитаю взрослых интересных женщин!», он с ней общий язык всё-таки нашел, и вовсе даже не за столом. И никто бы не узнал, не залети эта юная наивная девочка, которая была уверена, что это вечная любовь и её принц по несчастливому стечению обстоятельств просто достался другой.

С тех пор Наташка живет одна и насколько я знаю, никогда не жалела, что после выяснения правды выставила мужа к чёртовой матери. Благо у них не было ни общих детей, ни кредитов. И конечно, ей куда проще было бы обвинить пробивную девицу, которая увела здорового мужика так, что тот и ойкнуть не успел, чем признать, что он сам согласился и должен сам отвечать за свои поступки.

И вот получается, что говорить можно всё что угодно, а результат... А я о кисейце конечно, хорошего мнения, но нельзя не признать, что знакомы мы недолго и почти ничего друг о друге не знаем. Возможно, признание гудронки всё меняет и ставит с ног на голову?

Так, в метаниях и сомнениях и прошло время до прибытия кисейского корабля. К счастью, Мизо непроизвольно закрывала собой вид на гудронку, которая молча смотрела на Парфена и больше ничего не видела и не слышала, а тот так же увлеченно прятался в кресле и как будто специально от нас отворачивался.

Из пристыковавшегося катера мы попали сразу в кают-компанию, которая на кисейском корабле выглядела куда зрелищней, чем у вольнодумцев. Я сразу же облюбовала место у огромного иллюминатора, занимающего практически всю стену, путь к которому преграждала стальная крупноячеистая сетка, не давая подойти вплотную, однако красота увиденного за бортом не могла не поразить.

Я даже не сразу обратила внимание, что тут полно народу, а именно команда кисейцев в полном составе и вдобавок незнакомая мне кисейка. Все они наперебой говорили, здоровались друг с другом и вообще вели себя очень открыто, не скрывая радости от встреч, будто расставание длилось долго. Даже мне то и дело приветственно кивали.

- Айка, - пришлось полностью отвернуться от чудесного зрелища, расстилающегося за обзорным иллюминатором космического пространства, удивительно фиолетового и какого-то густого, плотного, и повернуться к Пеплу. – Это моя жена, Яста.