Позже, когда родилась его первая племянница, они с сестрой снова стали гулять. Утро было таким же прохладным и туманным, они так же смотрели на перевал, куда предстояло подняться. Когда сестра шла впереди по тропинке, она ответила на его вопрос о том, боялась ли она, что у нее родится инвалид: «Как ни странно, нет. Во-первых, потому что мы с Сандро четко понимали одну вещь: если у ребенка будут проблемы со здоровьем, мы его не бросим. Во-вторых, потому что, пережив самое худшее, от страха как-то избавляешься. Мы прошли через это, мы знаем, что такое самое худшее. Мы знаем, как действовать. Страх возникает из-за неизвестности». Слова текли и оставались словами и не вызывали у младшего брата ни зрительных, ни слуховых ассоциаций. Это было так просто. Он мог расспросить сестру о ее новой роли матери, о новой стране, о новой любви — все было для него новым. Новизна не порождала страха. И кстати, как она преодолела тревогу, связанную с уходом за ребенком, откуда она знала, как себя с ним вести? «У нас десять лет был почти грудничок, хочу тебе напомнить, хотя я к нему не очень часто подходила. Послушай. В памяти остаются лишь усилия. Результат может быть или не быть, он вторичен. Засчитываются только усилия. Понимаешь, родители Сандро разошлись, когда он был еще ребенком. Его отец был беден. Они все жили в одной комнате. Но Сандро помнит, что у него была ширма — и где только они ее нашли? — кровать, которую ему сделали из мха и ящиков, усилия, которые прикладывал его отец, чтобы отделить маленький уголок исключительно для сына. Эти усилия были лучше, чем отсутствующий отец, который покупает дорогую икру и оставляет ее сыну в холодильнике. Для своего ребенка я готова приложить усилия, как это делали наши родители. И не имеет значения, удается мне это или нет. Самое важное другое, важно, что я взяла на себя ответственность, и это положило начало дружбе, любви, отношениям». Сестра не планировала официально выходить замуж: «Потому что пара, вопреки тому, во что нас заставляет верить общество, должна быть по-настоящему свободна. Это единственная область, к которой нельзя применить какие-то нормы, в отличие от работы или отношений в обществе. Есть пары, которые постоянно ругаются и остаются вместе на всю жизнь, а другие живут себе спокойно и тоже остаются вместе; есть те, кто хочет детей, и те, кто не хочет, те, для кого верность имеет первостепенное значение, и те, для кого это дело десятое. Многие найдут совершенно нормальным то, что для других является каким-то отклонением. И наоборот. Здесь нет правил и столько же вариантов, сколько пар. Кому пришла в голову мысль попытаться заключить такую свободу в официальные рамки?» Она говорила ровно, но в ее голосе чувствовалось негодование. Откуда она это знает, недоумевал брат, как ей удается жить с таким пламенным сердцем? Ему нравилось слушать сестру. Он говорил себе, что сестра, как и он, как и их старший брат, несет в себе тысячу лет существования. Он рассмеялся про себя при мысли о странных брате и сестре, сказал ей об этом, и она захохотала в ответ, или так ему показалось, потому что они по-прежнему шли гуськом по тропинке и он мог видеть только ее спину. В горах ты всегда идешь один. И еще он подумал, что люди здесь похожи на эту тропинку.
Месяцы проходили, как проходят месяцы у детей, растущих в горах. В январе он свалился в реку. Потом впервые наткнулся на только что появившихся на свет котят у мельницы. Впервые распознал, из какого ружья стреляли по кабанам. Увидел лисиц, воробьев и барсуков. Восхищался тополем, у которого за одну ночь опали все листья. Заметил, что теплый июньский дождь похож на бархатный занавес. Вместе с отцом восстановил разрушенную снегом и дождем каменную кладку. В сентябре водил хороводы вокруг костра, в это время по берегам реки жгли ветки, и пламя, охватывая их, свистело свирелью. Но некоторые вещи не менялись. Младший рос не один. Горы поражали его все больше и больше, и когда он что-нибудь нюхал, трогал, вдыхал, он делал это с мыслью о малыше. Часто он закрывал глаза, чтобы сосредоточиться на звуках. «Маленький волшебник, — думал он, — мне самому никогда бы не пришло в голову закрыть глаза, чтобы лучше видеть». Малыш был его невидимым спутником. Он заполнил пустоту его жизни, и с этим ничего нельзя было поделать, пустота должна быть заполнена, и младший нуждался в малыше.