Адаптация к взрослой жизни

– На фиг, там лекция, я ко второму часу собирался,

– Ну как знаешь, один фиг вставать пора.

Я еще допивал кофе, когда все уже ушли на пары и оставили меня в гордом одиночестве. Так как сразу после пар нужно было ехать домой, я решил выйти чуть позже и на первом часе лекции забежать в художественный отдел библиотеки, попросить почитать что-нибудь о культуре хиппи. В утренние часы там обычно бывало пусто и я мог спокойно поговорить с Людмилой Геннадьевной и выбрать нужные книги.

Я пришел в художественный отдел спустя десять минут после начала пары. Библиотекарь встретила меня очень приветливо и даже предложила мне чаю с печеньем, но, прежде чем я успел согласиться, дверь распахнулась и в библиотеку влетела прекрасная белокурая девушка в зеленых спортивных штанах и коротком, совсем летнем топике.

– Здравствуйте, Людмила Геннадьевна, – звонким голосом воскликнула гостья и широко улыбнулась.

– О, здравствуй! Проходи, садись. Знакомься, это Ярик, поэт, которого я пригласила на наш следующий вечер. Ярик, это…

– Мэрилин! – весело перебила девушка, протягивая руку для знакомства.

– Ах да, Мэрилин, – продолжила библиотекарь, – наша поэтесса и певица, а еще умница и красавица.

– Не хвалите, перехва́лите, – снова улыбнулась девушка. – Рада знакомству!

– Мне тоже очень приятно! – ответил я, поспешно вскакивая и пожимая протянутую руку.

– Садись, давай чаю налью, – снова предложила хозяйка библиотеки.

– Нет, спасибо, я лучше постою, – отмахнулась Мэрилин. – Я так хорошо с утра размялась, первая пара физкультура должна была быть, денек такой солнечный. А у нас, блин, пару отменили. Прямо так обидно даже стало, вот я к вам и пришла.

– Ну давай я тебя обрадую, – улыбнулась Людмила Геннадьевна. – Нам наконец утвердили печать первого стихотворного сборника!

– Ура! Класс! Класс! Класс! – воскликнула девушка, хлопнув в ладоши.

– Ярик, твои стихи тоже можно опубликовать, – сказала Людмила Геннадьевна. – Из того, что ты приносил, мне некоторые очень понравились.

– Вы мне, кстати, рассказывать рассказывали, а почитать стихи не дали, – напомнила Мэрилин.

– Ты тогда убежала быстро, я даже не успела, – развела руками библиотекарь.

– Не страшно, – улыбнулась Мэрилин и повернулась ко мне. – У тебя с собой? Читай.

Я кивнул и полез в сумку в поисках тетради. Последняя фраза звучала как приказ, и я лихорадочно соображал, что бы такое прочесть. Почему-то очень хотелось произвести на эту девушку сильное впечатление и прочесть что-нибудь эффектное. Я считал себя уже хорошим поэтом и при знакомстве с людьми нередко это подчеркивал. Еще со школы мне казалось, что у меня большой талант, а случай с преподавателем биологии прошлой зимой только усилил эту уверенность.

Мэрилин стояла рядом и внимательно смотрела, пока я, сидя на стуле, копался в сумке. Наконец тетрадь нашлась, и я стал торопливо листать страницы в поисках самых удачных стихов. Непроизвольно я каждые несколько секунд поднимал взгляд на Мэрилин, а она продолжала с любопытством смотреть на меня. Опуская взгляд обратно в тетрадь, я каждый раз замечал три маленькие деревянные бусины на сережке, продетой через пупок Мэрилин, и это снова меня отвлекало, так что процесс еще более затягивался. Спустя несколько минут я остановил свой выбор на стихотворении об осенней скрипке и торопливо, без выражения, принялся читать.

Мэрилин слушала с интересом и, когда я сделал паузу после второго стихотворения и снова уставился на злосчастные бусины, сказала требовательным тоном:

– Еще!

Я снова погрузился в тетрадь и читал уже другие стихи, про любовь, те, что я посвящал своим соплеменницам. Они были все разные и казались мне хорошими, но теперь, под внимательным взглядом Мэрилин, я чувствовал неуверенность. Людмила Геннадьевна успела налить нам чай, но гостья даже не притронулась к чашке и всё так же стояла надо мной, требуя новых стихов.

Наконец, прочитав с десяток стихотворений, которые считал лучшими, я остановился и закрыл тетрадь. Мэрилин улыбнулась и сказала:

– Неплохо, но тебе еще многому нужно научиться.

Я ожидал слов восхищения и почувствовал себя уязвленным. Обычно на девушек мои стихи производили самое приятное впечатление, и мои соплеменницы всегда были от них в восторге. Да что там соплеменницы, Людмила Геннадьевна, когда их впервые услышала, тоже очень хвалила, а поэма вообще спасла Веру от отчисления. А тут всего лишь «неплохо». Меня захлестнуло раздражение, и я торопливо спросил:

– А можешь ты что-нибудь свое дать почитать?

Только тут я сообразил, что Мэрилин была без сумки, видимо, собиралась после физкультуры забежать в общагу или на квартиру, переодеться. Мой вопрос получился нелепым, прямо сейчас ей нечего было мне дать.

– Могу по памяти прочесть, – улыбнулась Мэрилин, усаживаясь на стул.