Адаптация к взрослой жизни

После пар я испытывал сильное искушение не поехать домой, а пойти к девочкам на квартиру и провести выходные там, но здравый смысл взял верх, и я поспешил на автобус.

Дома я столкнулся нос к носу с мамой, которая как раз что-то готовила на кухне:

– Привет, сынок, – сказала она. – Кушать будешь? Что-то ты сегодня прямо радостный. Что-то хорошее произошло?

Любую маму обмануть очень непросто, она всегда остро чувствует изменения в настроении детей, сколько бы лет им ни было. С моей мамой это было сложно втройне. Работая долгие годы в школе, она легко распознавала ложь на слух, а цепкий взгляд художника мгновенно выделял мелкие, но важные детали.

– Да не, мам, вроде всё как обычно, – торопливо ответил я. – Кушать очень хочу, прямо умираю с голоду.

Это была чистая правда, последний раз я нормально ел больше суток назад. Мама отвернулась от плиты и внимательно посмотрела на меня, а затем сказала:

– Ты, похоже, влюбился, и у тебя появилась девушка, а счастливым выглядишь, потому что это взаимно.

За школьные годы, когда мама была у меня классной руководительницей, я уже привык к ее проницательности, но сейчас мне было совершенно непонятно, как она сделала вывод о взаимности возникших у меня отношений. Я устало выдохнул и, усевшись за кухонный стол, заговорил:

– Да, я влюбился, мам, всё замечательно, и я поэтому завтра прям с утра уеду, можно? Хочу на свидание сходить.

– Это замечательно, – обрадовалась мама. – Расскажи мне про нее, какая она?

Я внезапно прикусил язык. Про кого мне рассказывать? Кто из пяти та единственная? Я несколько секунд молчал, собираясь с мыслями, а потом решился и произнес:

– Ее зовут Настя, и она очень красивая. Она живет… по соседству, снимает квартиру в соседнем дворе, учится на технолога молочного производства, отличница. Она очень скромная и хорошо рисует.

Мама внимательно посмотрела мне в глаза и сказала:

– Всё хорошо, я очень рада за тебя. Только попроси свою скромную Настю поаккуратнее целовать тебя в шею, у тебя сбоку такие засосы, как будто тебя палкой били.

Я похолодел. Стало понятно, отчего на меня сегодня криво смотрели одногруппники. Это явно была работа Веры, но вчера в пылу страсти я этого попросту не заметил. Мама, увидев мое смущение, покачала головой и, поставив передом мной тарелку макарон, сказала:

– Сынок, я надеюсь, ты ее как-нибудь привезешь познакомиться? И будешь осторожен в своих увлечениях, чтобы учеба не пострадала?

Я покивал и торопливо заговорил:

– Да, мама, конечно, привезу. Она очень хорошая, тебе понравится. А на шее – это вчера случайно получилось, мы вечером гуляли, я ее до дому провожал, ну вот так и получилось, когда на прощанье целовались в темноте.

– Хорошо, сынок кушай, мне тут доготовить надо, скоро отец вернется. Не говори с набитым ртом, об остальном расскажешь, когда поешь.

Мне и прежде доводилось врать маме, но делал я это крайне редко, так как поводов было немного. В детстве врал, говорил что буду у друга в гостях дома, а на самом деле ходил с другом купаться на речку (друг своим родителям по классике говорил, что он в гостях у меня). Это закономерно кончилось тем, что наши мамы случайно встретились и вранье раскрылось. Меня не наказали строго, но мамины слезы и переживания надолго остались в памяти, и я честно исполнял обещание больше так не делать. В старшие школьные годы врать никакого смысла не было, обо всех моих плохих отметках мама узнавала намного раньше меня. Поэтому в старших классах я даже не вел дневник. В плохих компаниях я не состоял, не пил, не курил, чаще всего для вранья просто не было повода. Естественно, у меня были секреты, но недосказанность – это не то же самое, что откровенная ложь.

И вот теперь я снова врал не задумываясь и не моргнув глазом. А самое главное, в отличие от случая с видеомагнитофоном, я был совсем не готов рассказать правду о случившемся. От таких мыслей, копившихся в голове, макароны приобрели какой-то неприятный привкус и я, несмотря на голод, с трудом доел одну тарелку.

На следующее утро я встал без будильника и заторопился обратно в поселок. Вчерашние тревожные мысли рассеялись сами собой, и теперь я чувствовал в первую очередь тоску по своим соседкам. После спокойного сна в теплой компании ночь на узкой одинокой кровати прошла тоскливо и беспокойно.

На промежуточной остановке в тот же автобус влез взъерошенный Витька, таща с собой, кроме обычной сумки, еще и чемоданчик с дрелью. Ко мне, в хвост автобуса, он протолкаться не сумел и только приветственно помахал рукой.

Когда мы прибыли на квартиру, то застали еще совершенно сонное царство. Ни одна из девочек пока не проснулась, более того, они не стали разбирать вчерашнее уютное гнездышко и так же дружно спали на полу.

– Ну теперь всё будет как в лучших домах, – обрадовался Витька и извлек из сумки большую коробку конфет. – Давай, с тебя кофе, а я всё сервирую!

Мы быстро всё приготовили и снова внесли импровизированный стол в комнату девочек. В этот раз ближе всех ко входу спала Света, и Витька осторожно стал ее будить.

– А, о, что случилось? – забормотала Света, приоткрыв глаза.