Адаптер

Согласно врученному ему предписанию он должен был в течение недели покинуть квартиру и переехать далеко за Город, где теперь и находилась его новая работа. Смешно, это было просто смешно. Он шел и думал, как же оказывается просто вот так взять и выбросить человека из общества. Нет, ему не было обидно от того, что по новому статусу его приравняли к рабочим станциям, теперь он должен подобно Р-кам работать там, где не может ступить нога Человека. Да, Человека с большой буквы, а кто он теперь? Никто, а был ли он кем-то? Да вроде нет, получается, что ничего и не потерял, кроме комфорта. От этой мысли его снова поразил приступ глухого смеха, перешедшего в сухой кашель.

Он заскочил в робобус и сел на задний ряд. Сидевшие перед ним резко встали и пересели вперед. Пускай, это их проблемы, — думал он. Навряд ли они помнили его, да и что они могут помнить? На любой косой взгляд он мог бы предоставить выданную ему бумагу, мерзкий скрипучий архаизм, продублированный десятками электронных оригиналов, копий и заверенных копий, где ему приносили извинения за ошибочное обвинение и, по сути незаконное задержание, но кто они такие, чтоб он перед кем-то оправдывался? Никто, как и он для них, его вполне устраивал этот паритет сторон.

Робобус остановился на его остановке, он вышел. Дом величественно возвышался перед ним, играя в солнечных лучах новым ярким фасадом. Он торопливо зашел в подъезд, не желая больше оставаться на улице, захотелось спрятаться и просто переждать, не думать, не вспоминать, не думать ни о ком. Сердце болезненно сжалось от нахлынувших воспоминаний, и он ожесточенно вбежал по лестнице.

Лифт приехал почти моментально, сквозь уже закрывшиеся двери его ухо уловило звук хлопнувшей двери, кто-то вошел за ним следом. «Черт сними, с меня нечего взять, — сплюнул он на пол.

Евгений стоял перед дверью своей квартиры и не решался войти, магнитный замок уже давно отщелкнул, опознав его, но рука, застывшая перед ручкой, не решалась толкнуть дверь вперед. Послышался звук приближающегося лифта, он быстро вошел, суетливо захлопнув за собой дверь.

Мгновение, одно мгновение, один вдох, тени холодных комнат, разбросанные по полу вещие, его вещи, их вещи, немые памятники прошлой счастливой жизни — вся их жизнь была грубо раскидана по квартире бездушными людьми, растоптанная грязной обувью, поруганная, истерзанная. Он обессилено сел на пол, уперевшись спиной в стену, и закрыл лицо руками. Хотелось плакать, но он больше не мог, организм отказывался выдавить хотя бы еще одну слезинку, тряся его в беззвучных судорогах.

В дверь позвонили, нерешительно, но тут же снова, настойчивее. Стоявший за ней явно торопился.

— Пошли вон! — крикнул Евгений, глаза налились кровью. — Что вам еще нужно, твари?!

Стоявший за дверью начал часто барабанить по пластиковой обшивке, Евгений вскочил, собирая последние силы, с твердым намерением размозжить голову очередному инспектору, ему больше нечего терять.

— Что тебе надо, урод?! — крикнул он, распахивая дверь.

— Женя, Женя! — Альбина бросилась к нему, прижалась и заплакала, повторяя сквозь всхлипы. — Живой, живой, живой.

Он так и стоял, с занесенной для удара рукой, не решаясь двинуться с места. Альбина прижимала его к себе, целовала его лоб, впалые щеки, треснувшие губы, а он не мог обнять ее, пугаясь своего прикосновения, боясь передать ей свою боль, нарушить ее чистоту. Он захлопнул дверь и крепко обнял ее, ловя губами ее жаркие поцелуи, смешанные с соленой влагой слез. Потом они еще долго стояли не двигаясь, глядя друг другу в глаза.

— Вот так, — вздохнул он, обводя рукой вокруг — Вот так.

— Ничего, ничего, главное, что ты вернулся. А я каждый день, каждый день к ним ходила, а потом сразу не поверила, — она опустила глаза. — Я тебя весь день ждала, а увидела, не поверила, что это ты. Прости меня.

— За что? Я сам в себя не верю больше, — сказал он, нежно гладя ее по голове.

— Я должен уехать отсюда.

— Да, я знаю. Мне передали копию предписания.

— Кто передал?

— Не знаю, пришло по почте. Так странно, никогда не получала бумажных писем. Странное письмо. Она достала конверт и передала ему. На белом конверте значилась только ее Фамилия и инициалы. Внутри же лежали копии исполнительного листа и предписания на выселение.

— Странно, — пробормотал он, передавая обратно конверт. Резко схватив ее за плечи, он пристально посмотрел ей в глаза. — Они с тобой ничего не делали? Только не ври, не ври!

— Ничего, только допрашивали. Это правда, — успокаивающим тоном ответила она.

— Хорошо, — он шумно выдохнул, — пойдем сядем.

Они пришли на кухню, тут же зажглась инфунель, наполняя атмосферу крикливыми голосами.

— Я выключу, — Альбина потянулась к панели и выключила ее. — Смотри-ка, что это?

Она вытащила из-за небольшого проема между панелью и стеной еще один конверт.

На нем было отпечатано: «Папе и маме».

— Дай посмотрю, — Евгений взял конверт, — думаешь, это нам?

— Не знаю, открывай.