Адаптер

Он проснулся от настойчивого писка. Звук был невыносимым, высоким и истеричным, Беджан сам установил сигнал, игнорируя настойчивые рекомендации, зная, что другие варианты никогда не разбудят его. Робот встал на границе старого города, нулевого круга, как называли его в шутку чиновники из министерства. Дальше машина ехать не могла, путь был закрыт бетонными блоками, изъеденными временем и ветрами. Влево и вправо уходила разрушенная дорога, высохшая и заброшенная река города, когда-то оживленная и неспящая магистраль внутри неспящего города.

Беджан вышел, шепотом отдав команду, чтобы робот ждал его здесь. Машина послушно встала на стоянке, присоединившись к допотопной зарядной станции. Беджан огляделся, пытаясь представить старый город таким, каким он видел его в хронике и на фотографиях. Ничего не выходило – эта пустынная местность с редкими обломками зданий, вспученным асфальтом, выщербленным временем до вида грязной губки, и больше ничего, сплошная тьма впереди и резкий свет от осветительных мачт позади. Все говорило о том, что надо возвращаться назад, к свету, к жизни, в прекрасный мир первого круга, до которого было всего пятьдесят километров. Беджан знал это и пошел во тьму.

Ему пришлось надеть очки, чтобы не провалиться в трещину в земле или не свалиться в яму, оставленную лихим снарядом. Он до сих пор не мог для себя уяснить, кто и с кем воевал. Всех учили еще с детсада, что страна воевала за свободу со всем миром, возжелавшим погубить священную землю и поработить предков. Первые сомнения в Беджана вложил отец, всегда морщившийся и кашлявший, когда Беджан отвечал заученный урок матери. Мама старалась держаться, изображая лицом каменную статую, но и по лицу камня нет-нет да пробегала тень сомнения и злости. Когда Беджан с классом был на экскурсии в старом городе и впервые увидел брошенный и разрушенный почти до основания город, он спросил, почему его не восстановили, почему бросили самое сердце Родины. Ему никто не ответил, а мать вызвали на собрание в школу, после которого она долго била сына, чтобы он никогда больше не смел раскрывать рот. Ее остановил отец, вернувшись с работы, и они проговорили всю ночь. Отец знал мало и не верил тому, что утвердили как правду. Беджан не сердился на маму, не головой, а другим внутренним чувством, еще не осознанным и пугающим, что мама боялась за него и не знала, как объяснить по-другому. Их воспитывали также из поколения в поколение, не разрешая спрашивать, не разрешая думать, учили молчать, до атрофии собственного Я, до полного слияния с государством.

Он шел сквозь сгущавшуюся темноту. Луну и звезды закрыли тучи, почему-то в этом месте всегда скапливались тучи и часто шел затяжной дождь, будто бы планета хотела водой скорее размыть останки города, стереть его со своего лица. Он видел рельеф, очки не меняли цвета, не подсвечивали зрение, помогая глазу адаптироваться, обозначая неровности и опасные места. Позади осталась площадь с оплавленным памятником, карта не могла найти точного наименования. Он шел по Ленинскому проспекту, часто останавливаясь, чтобы обойти препятствие или лучше рассмотреть останки зданий. Туристические маршруты прокладывались по бывшему Ярославскому шоссе или с юга по Каширскому шоссе, где дорога чудом сохранилась, и робобус мог без проблем проехать в очищенные части старого города.

Слева был пустырь, карта подсказывала, что раньше здесь был Нескучный сад, от которого не осталось ни одного дерева, лишь покрытая расплавленным бетоном черная набережная. К воде спускаться было опасно, там могли ходить лишь патрульные лодки – река была полностью отдана роботам, как и весь старый город. На пустырях стояли роботы. Их было столько, что глаз не хватало объять стройные ряды, вычерченные безмолвным машинным интеллектом. Многие из роботов доживали здесь свой век, их отправляли на склад под открытым небом, изредка привлекая для расчистки снега или других работ. Любой робот был условно гражданским, и его без особого труда могли оснастить ракетной установкой или сделать роботом-сапером. Из больших роботов, отработавших свой срок, делали минопроходческие щиты, которых скопилось столько, что идя по проспекту уже больше двух часов, Беджан устал их считать. У него была привычка с детства все пересчитывать, этому его научила мама, так было легче справляться с эмоциями и обманывать камеры.