Адекватность

Я не был мастером, потому как только с недавних пор осознал, что это значит, но я теперь я мог стремиться к этому титулу. Играть с душой − это больше чем слова. Мастерство музыканта заключается не в умении точно играть по нотам без метронома, выдерживая длительность каждой ноты. Этому, безусловно, сложно научиться, хотя основная трудность заключается в продолжительной практике − на это нужно затратить много времени. Но это под силу каждому, и этому учат в музыкальных классах, как на конвейере под копирку штампуя умельцев ударять по клавишам, каким стал я.

Если дано понять, чем отличается жизнь от существования, человеку под силу будет разобрать гениального музыканта от дилетанта. Дело не только в силе удара, скорости и положении кистей − контролировать это все невозможно, музыкант проникается всеми тонкостями, не принимая этого во внимание. Такое чувство единства приходит как озарение. Если человек играет с душой, пусть даже с ошибками, ему будут аплодировать стоя, в отличие от аморфно исполняющего свою партию музыканта без единой ошибки.

По-моему, впервые я осознал, что значит играть с душой, в филармонии, когда находясь вблизи от музыкантов − мне достались места у самой сцены − я видел, как пот стекает с лиц музыкантов от усердности их игры, как дирижер задыхался от нехватки воздуха после концерта. Вся их энергетика воплощалась в музыке. Да что там говорить, я тогда впервые от музыки сам ощутил физическую слабость, у меня вспотели ладони. Оркестр играл Вивальди, и в воздухе витала одухотворенность, ввергая публику в восторг.

В детстве я учился играть не по своей воле, но и не вопреки ей. Моя мама безумно желала, а порой это желание перерастало в маниакальную идею, чтобы я научился играть на пианино, хотя сама она не умела. Теперь, когда пришлось вспомнить это, мне стало очень тоскливо на душе. Ее отец когда-то играл и был настоящим мастером, по словам мамы, хотя занимался этим исключительно для себя.

Имеет смысл принять эту идею − чтобы достичь высот в искусстве, нельзя иметь скрытые намерения, только абсолютная, искренняя преданность, не преследующая выгод, кроме как удовлетворения души, может позволить творцу открыть совершенный уровень. Не стоит лгать себе, талантов не мало, мало талантов известных.

− Мама хотела, чтобы я играл, − очень грустно сказал я и бережно двинул крышку фортепиано, оголяя кремового цвета клавиши, некогда бывшие белыми. Все они были слегка затерты, впопад дополняя винтажный вид всего инструмента. Крышка глухо ударила о корпус, содрогнув разом все струны − корпус бесконечно тихо завыл всеми нотами сразу.

К разрезающим тишину потрескиванию пламени свечей и колышущимся полям за окном присоединились звуки клавиш сильно расстроенного фортепиано. Весь корпус жалостливо гудел от прикосновений моих пальцев к клавишам.

Я выдержал более длинную паузу, следовавшую за первой нотой произведения, наслаждаясь искаженной высотой звука. Шопен звучал совсем по-другому, но как всегда душевно.

Все увереннее набирая темп и силу удара, я продолжал играть. Ноты не успевали стихать, а заставляли фортепиано вибрировать, когда их место занимали новые, от чего деревянный корпус инструмента все громче издавал дребезжание на фоне извергающегося буйства звука.

Упадок, в каком пребывало фортепиано, был настолько эстетичен, что даже его необычное звучание казалось столь совершенным, будто это понятие более не имело прежних граней.

Звук резко стих и теперь лишь эхом отбивался от окружающих стен, еще долго отдавая звоном в ушах.

11.

Глубоко заблуждается тот, кто считает, что роль музыкального инструмента состоит только в воспроизведении звука. От них бы уже давно отказались при таком положении дел. С появлением звукозаписывающих и считывающих устройств, с развитием технологий, общество занимается самообманом, убеждая себя в возможности заменить акустические инструменты цифровыми, бумажные книги электронными, натуральную пищу полуфабрикатами. Человек стремится к иллюзии, и отрицать это безумие.

Человек пытается отделить себя от природы, окружая свою жизнь искусственным. Тех же, кто еще не утратил своей связи с натуральным, презрительно называют романтиками, что ввергает в шок, как этот термин мог стать негативным в наше время.

Мы считаем себя умными, назвав целый свой вид "человеком разумным", и наивно гордимся этим. Но наличие ума лишь порождает несчастье, а его переизбыток, вовсе, самоугнетение.

Как тело физически пленит душу, так разум ментально ее мучает. Чем человек умнее, тем больше вероятность самотерзания. Не боюсь предположить, любой счастливый человек дурак, и любой дурак счастлив.

Задаюсь вопросом, что называют самопознанием. Отречение любых мыслей и желаний, кроме тех собственных, что жаждет душа? Вот и добрались к эгоизму, только не в его общепринятом негативном восприятии.

Общество осуждает эгоистов. Умный человек, наученный терпимости и самопожертвованию, живет отличными от эгоиста идеями, отодвигая на второй план собственные потребности.