Адекватность

Я не стал говорить и о том, что в процессе выздоровления, когда пытался найти утешение в тех местах, что заставляли меня чувствовать себя лучше, считая, что они могли бы поспособствовать выздоровлению, что тот дворик придорожного кафе то ли на самом деле не был так заставлен растениями, то ли больше вовсе не походил на тот, каким я его помню, − игра воображения, или память исказила его образ, как это часто бывает. Но это открытие пошло мне только на пользу − ничто так не возвращает к реальности, как осознание перевоплощения со временем прекрасного в обыденное, а затем и вовсе безобразное, порой ужасное. Человеческой психике свойственно идеализировать единожды воспринятый образ. Так часто мы идеализируем вещи на витринах, что оставляем на позже, места отдыха, где провели однажды время, даже первую любовь. Но возвращение в те самые бутики, поездки в те же места, встреча с первыми возлюбленными зачастую оставляют лишь разочарование, не находя в них сходства.

− На следующей неделе мы поговорим с Вами больше о Джеки, ладно? Мы движемся с Вами в правильном направлении! − очень бодро и с натянутой, но вполне сносной для доктора, улыбкой сообщил мне он, привстав с кресла и протянув руку для пожатия в знак искренности своих слов.

Я заранее знал, что не сумею сказать всего в полной мере, но я не мог не предпринять попытки изложить того, что кричит во мне, насколько это возможно, предстать перед самим собой еще раз.

Но оставалось то одно, о чем я никак не мог сказать доктору откровенно, − что думаю о Джеки. Как каждое мгновенье только единожды длится в настоящем и навеки остается в прошлом, так точно такая же участь постигла Джеки, оставив ее лишь в моих мыслях.

13.

Я сел на кусочек ковра, постеленного у подножия дивана, так что смог, оперевшись спиной о торчащие подушки дивана, запрокинуть голову, уставив свой взгляд в потолок. Комната мерцала в синеве рождественских огней, кружа голову от причудливых форм теней, спроецированных на потолок и стены, как на полотно, поочередно сменяющих друг друга, будто постепенно вводя в гипноз.

Джеки принесла две большие чашки, наполненные чаем, аромат которого напоминал заваренный сбор трав с медом. Она села рядом, но на диван, в отличии от меня, протянув мне в руки одну с чашей. Мне пришлось подставить обе ладони, чтобы удержать вес содержимого.

− Ты выглядишь уставшим. Чай снимет напряжение.

− Спасибо, Джеки.

− Как ты себя чувствуешь? Все в порядке?

− Да. Наверное, − я не был в этом уверен и потому звучал неубедительно, скорее от того, что действительно утомился. Но не смог понять, что вывело меня со строя.

− Джеки, ты здесь сама, ведь так?

Она положила свою руку мне на голову, по доброму поглаживая мои волосы, так и не ответив на вопрос. Мне стало жаль ее, но опомнившись, что жалость обычно только отстраняет людей, я решил не продолжать разговор на тему ее одиночества, чтобы не заставить Джеки чувствовать себя неловко. Я ощутил, что могу доверять ей, потому заговорил о себе. Может, подобный диалог состоялся потому, что мы не говорили с глазу на глаз. Она сидела за мною на диване, я на полу, и наши глаза не могли встретиться, если бы я продолжал не оборачиваться. Это было похоже на исповедь, когда два человека говорят, не видя друг друга, но слыша один только голос.

− Знаешь, Джеки, мне часто бывает очень одиноко. Я надеюсь, никто никогда не узнает моих мыслей, иначе современное общество сразу сочтет меня сумасшедшим или нуждающимся в помощи.

Она продолжала играть своими пальцами в моих волосах:

− У всех порой возникает это чувство.

− Да, наверное, ты права. Но сейчас это ощущение обострилось, как никогда прежде, мне трудно быть собой с кем-то, я благодарен за это чувство людям, которые меня подставили раньше, которым я доверял. Теперь уже нет, всегда жду подвоха. Но мне кажется, это даже выигрышная позиция. И все же никак не могу избавиться от чувства одиночества. Я иногда смотрю на стариков, которые никуда не торопятся, кто-то уже ощутил, что жизнь клонится к закату. Тогда они вспоминают все, что было, лишь тогда можно оценить и свою жизнь, и действительно стоящие вещи, в свете тех дней, которые уже прошли, и людей, которых больше нет.

− Настоящее одиночество − остаться наедине с воспоминаниями. Пока ты любим, ты не одинок.

− Но разве мы способны по-настоящему любить или быть любимыми, мы даже не можем рассуждать об этом великом чувстве… Знаешь, я наверное никогда не встречу свою любовь, я, наверное, очень многого жду от нее. И мне кажется, что я заставляю людей страдать, и больше не хочу, чтобы кто-то испытал это из-за меня.

− Любить не сложно, ты просто следуешь тому, что велит твое сердце. Но трудно быть любимым. На тебя ложится ответственность за сердце другого человека. Это не одно и то же.