Аделаида Брауншвейгская, принцесса Саксонская

— Ах, милый граф, я ни в чем вас не обвиняю, но вы сами видите, куда может завести человека несчастье. А кто сейчас может быть несчастнее меня? Что делать, чтобы разбить цепи Аделаиды?.. С кем она теперь?.. Кто властвует над ее судьбой? Как Фридрих посмел поверить, что Аделаида, только что оказавшая неоценимые услуги государству, способна на предательство? А если кто-то дерзнул запятнать честь самой благородной из женщин, сколь горько будет мне сознавать, что я не вправе защитить ее доброе имя и пресечь бессовестные попытки очернить его.

— Давайте освободим ее, друг мой, и тогда тревожащие вас соображения исчезнут вместе с ее цепями.

— Но куда везти ее потом? Осмелится ли она вновь занять место, куда вознесла ее судьба? Сможет ли она сесть на трон, который, как станут судачить в свете, мы запятнаем?..

— Фридрих может оправдать ее.

— Оправдывают виновных, она же ни в чем не виновата… Кто сейчас служит комендантом в Торгау?

— Почтенный офицер, сражавшийся во многих битвах империи; его дочери, юной и сообразительной особе, доверили составить компанию Аделаиде.

— Так как же вызволить ее оттуда?

— Гораздо проще, чем вы думаете.

— Тогда действуем. Только напоминаю, сам я не могу даже сделать вид, что подготавливаю или покрываю ее побег; меня считают непричастным к этой истории, и я не должен добровольно брать на себя роль ответчика.

— Давайте разойдемся, — сказал граф, — ибо вижу я, как за нами наблюдают; отложим на время наш разговор.

Людвиг отправился лелеять свое горе, а Мерсбург пошел к принцу.

— Ну что, граф, — встретил его Фридрих, — неужели, мучимый ревностью, я совершил ошибку?

— Признаюсь, ваша светлость, я никогда не подозревал ту, кого вы почтили своей любовью.

— О друг мой, сердце женщины нелегко понять, это настоящий лабиринт; стоит только возомнить, что ты наконец нашел выход, как тотчас запутываешься еще больше. Я обожал эту женщину, а она меня предала; я думал, она со мной откровенна, а она оказалась лживой и коварной. Положившись на слух о ее добродетели, я приблизил ее к трону: и вот какова моя награда! Кауниц… кто бы мог подумать? Молодой человек, которого я осыпал благодеяниями! Кому же тогда могут доверять принцы?.. Не знаешь ли ты, друг мой, как долго продолжался их роман? Неужели они любили друг друга?.. Ты в это веришь?..

— Ваше высочество, если бы мне было что-нибудь известно, неужели я бы стал таиться от вас? По-моему, вся вина ложится на Кауница: он мог любить вашу супругу, даже если она не отвечала ему взаимностью.

— Но это свидание?

— У нас нет доказательств, что это было именно свидание. Принцесса имеет обыкновение прогуливаться возле вольера с птицами, Кауниц мог последовать за ней, а она об этом даже не подозревала.

— Но они разговаривали друг с другом!

— Совсем недолго; ибо как только его заметили возле вольера, вы тотчас отдали приказ арестовать вашу супругу.

— Я ударил его кинжалом; говорят, когда он умирал, он даже не пытался отречься от своей любви.

— В таком случае ваше высочество поступили весьма предусмотрительно, подвергнув его столь суровому наказанию.

— Я с трудом удержался, чтобы не подвергнуть тому же наказанию и Аделаиду.

— А потом стали бы раскаиваться! Вы любите принцессу, а потому не всегда можете сдержать пылкость своих чувств, коих, осмелюсь сказать, она по-прежнему достойна.

— И именно эти чувства терзают меня и приводят в отчаяние, заставляя подозревать обожаемую мной супругу! О, где мне искать успокоения и утешения?

— Разберитесь в этой истории, монсеньор, и если ваша супруга сумеет оправдаться, почему бы вам вновь не приблизить ее к себе?

— Простит ли она мое заблуждение? Боюсь, дорогой граф, она возненавидит меня, и в ее глазах я навеки останусь тираном, вызывающим ужас… как можно простить несправедливые оскорбления, пятнающие твою честь? Хаос царит в мыслях моих, я хочу в нем разобраться и в то же время боюсь это сделать. О, сколь непомерна вина моя, если она невиновна! О, сколь велико отчаяние, если она виновна! Мерсбург, поезжай в Торгау и во всем разберись. Если она по-прежнему достойна меня, привези ее обратно, а если она хотя бы на миг дерзнула оскорбить меня, пусть следует в гроб за своим коварным любовником.

— Ваша светлость, — попросил граф, — дозвольте мне взять с собой помощника.

— Кого мне отпустить с тобой?

— Маркиза Тюрингского, ваша светлость. Исполняя вашу волю, он привез вам супругу из Брауншвейга; теперь он привезет ее из Торгау: удача, увенчавшая его первую миссию, станет порукой удачи и второй; более достойного помощника, чем маркиз Тюрингский, мне не найти.

— Не возражаю, — ответил Фридрих. — Идите и все ему расскажите. Он добродетелен сверх меры, а так как он верный друг принцессы, рассказ ваш его наверняка опечалит. Я не хочу бередить свою рану, поэтому вы сами все ему объясните. Поступайте так, как сочтете необходимым, я заранее одобряю все, что сделаете вы с маркизом.

Граф поспешил донести до Людвига распоряжения принца.