Аделаида Брауншвейгская, принцесса Саксонская

С помощью Батильды Аделаида привела себя в порядок, и они отправились в сад, оказавшийся размером немногим больше той комнаты, что служила им темницей; высокие стены, окружавшие сад, убивали всякую надежду перебраться через них.

— Ах, сударыня, — воскликнула Батильда, глядя на заступы, — если вы не возражаете, мы к ним даже не притронемся: мне не хочется ни умирать, ни ложиться в собственноручно выкопанную могилу. Идемте, сударыня, не будем печалиться и позавтракаем под кипарисом, которому предстоит окутать тенью наше последнее пристанище; давайте лучше есть вареную морковь, составляющую весь наш завтрак. Вода здесь, как видите, вполне чистая, что, принимая во внимание, из какого грязного пруда она берется, весьма удивительно: поверхность пруда плотно заросла ряской.

Ободренная поистине философским оптимизмом своей спутницы, принцесса последовала ее примеру и съела свою половину скудного завтрака.

— К счастью, — проговорила она, — наши драгоценности и деньги остались при нас.

— О сударыня, эти люди не воры, они действительно мстители.

— Но почему месть их направлена на меня? Разве я виновна в смерти Кауница? Разве он был моим возлюбленным?.. Неужели никто не усмотрел в этой истории никаких противоречий?

— Кауниц, — ответила Батильда, — мог наделать глупостей, а глупости могли ввести в заблуждение принца. Люди же, похитившие нас, мстят за брата, а так как знают они об этой печальной истории только по слухам, они уверены, что именно вы повинны в его смерти.

— Получается, нам придется умереть, так и не узнав истинной причины несчастий наших!

— Нет, сударыня, мы непременно все узнаем… прежде, чем похитители наши покусятся на нашу жизнь, мы сбежим отсюда.

После завтрака несчастные узницы принялись за работу.

Так как внимание читателя принадлежит сразу нескольким персонажам, мы просим у него дозволения рассказывать то об одних, то о других, до тех пор, пока все они наконец не соединятся.

В Дрездене все шло как нельзя лучше; маркиз Тюрингский мудро и великодушно правил доверенными ему землями, в них воцарилось изобилие, войны на границах прекратились, и все в Германии стали говорить, что, попав в руки правителя столь рассудительного, Саксония отныне обретет счастье. Но хотя маркизу удавалось сохранять спокойствие и благоразумие, он отнюдь не был счастлив. Зная о побеге возлюбленной своей из Торгау и опасаясь, как бы Фридрих, отправившийся странствовать с единственной целью отыскать супругу свою, уже не нашел ее и она не стала жертвой его мести, он терялся в догадках, где сейчас обретается предмет его страсти нежной… подобные мысли терзали его денно и нощно, и надобно было обладать счастливым характером, чтобы, будучи несчастным, усердно радеть о счастье других.

Фридрих же, по-прежнему в сопровождении графа, пробыв некоторое время в Гамбурге, решил отправиться в Голландию. Там, в окружении людей различных званий, он научился распознавать характеры и ценить доброе отношение, чему вряд ли обучишься на троне, ибо окружающие тебя придворные обычно являются либо низкими льстецами, либо надменными завистниками.

Однажды в Амстердаме ему довелось обедать за одним столом с известнейшим в Европе купцом; не зная, кто сидит напротив него, негоциант завязал с Фридрихом разговор.

— Сударь, — начал он, — поверьте, мои занятия и мои связи гораздо более важны и обширны, нежели труды и союзы монархов; а так как это утверждение пока никто не оспорил, следовательно, я могу утверждать, что моя персона полезнее короля.

— Сударь, — ответил Фридрих, — я с вами не согласен. Вы работаете только для себя, заботитесь только о своем благе. Монарх же заботится о благосостоянии всех своих подданных, ему чужд эгоизм, в то время как у вас он является единственной побудительной причиной всех ваших поступков. Достойный государь олицетворяет собой Бога на земле, вы же являетесь олицетворением гнусной алчности.

— Однако среди негодяев кого только не встретишь! Но мы сейчас выносим суждения наши относительно сословий, а не отдельных личностей. Так что, сударь, я продолжаю утверждать, что весы стоят больше скипетра, а ремесло, позволяющее людям зарабатывать на пропитание, является самым почтенным.

— Но вы забыли о правах, дарованных нам рождением!

— Это не права, а всего лишь случай! Предположим, вы дворянин. Но что вы сделали для того, чтобы родиться дворянином? Ваши добродетели, сударь, могут придать вам благородства, но ваши предки не сделают этого никогда.

— Так, значит, вы полагаете, что наши добродетели полностью зависят от нас самих?