Аделка Звончекова

— И нас, и нас тоже! — шмыгают носом носовые платки.

Галстук берет меня за горло:

— Без меня ни шагу!

Рубашки, носки, брюки и свитера сломя голову бросаются в чемодан. В шкафу остается только старый халат.

— Куда ты собираешься? — спрашивает он меня.

— В дорогу.

— Далеко ли?

— А почему это тебя интересует?

— Просто хочу знать, куда мы едем.

— Халат мне не нужен.

— Как это не нужен? Халат всегда нужен.

— Больно ты много о себе воображаешь.

— Послушай, в чемодане всегда найдется для меня место.

— Ну вот еще, стану я путешествовать со старым халатом.

— А ты забыл, как мы проводили отпуск вместе? У меня в кармане до сих пор песок с пляжа. Каждая песчинка напоминает мне о нем.

— Что было, то сплыло. Сам видишь, какой ты обшарпанный. И не заговаривай мне зубы, я опаздываю на поезд!

Я захлопываю чемодан и мчусь без оглядки вниз по лестнице. В подъезде мне встречается соседка. Я сую ей ключ и прошу поливать цветы до моего приезда.

— Счастливого пути! — кричит она мне вслед, но я ее уже не слышу.

А того, что происходит тем временем в моей квартире, я и подавно не могу услышать.

В распахнутом настежь шкафу висит оскорбленный халат. Красный халат с широкими плечами и большим капюшоном.

— Я пан Жупан де Фроттé! — заявляет он. — Я оставлен здесь наблюдать за порядком в доме.

— Скажите пожалуйста, пан Жупан де Фроттé! — хихикают шлепанцы. — Можно подумать, что ты сам это придумал! Мы тоже смотрели эту сказку по телевизору.

— А вы, я вижу, тоже остались дома? — злорадно спрашивает халат.

— Что поделаешь, мы давно уже не выходим из дому. Не тот возраст.

Халат и шлепанцы недолюбливают друг друга, они по-разному смотрят на мир. Но только с ними халат может побеседовать обо мне и вообще о жизни.

…Время летит, на вещи садится пыль, цветы вянут.

И вот приходит с лейкой соседская девочка Виктория. Дома ее, конечно, зовут иначе, по-домашнему: Викинка.

— Ой! — вскрикивает она и хочет выбежать из комнаты. Но тут же соображает, что этот человек в распахнутом шкафу — всего лишь халат. Она подходит к нему поближе. Халат ей нравится: он такой красный-распрекрасный, с большим капюшоном.

— О, королевская мантия! — восторженно вздыхает она и снимает халат с вешалки. Одеть его не так-то просто. Рукава длинные, но их можно подвернуть. А длинные полы волочатся по полу, как настоящий шлейф.

Королева величественно прохаживается по комнате.

«Замечательно! — думает халат. — Из Виктории я сделал королеву, из комнаты — палату, из прихожей — дворцовые сени. И сам я уже не халат, а королевская мантия. Хорошо, что на свете есть дети!»

Виктория старательно поливает цветы, проливая воду, путаясь в мантии — но все это пустяки. Одна беда: в этой королевской палате нет зеркала, чтобы разглядеть себя с головы до пят.

Тут раздается звонок.

— Раздается громкий звон, выходи из сказки вон! — вздыхает Виктория.

Мама зовет ее:

— Викинка, выходи, я запру дверь. Цветы полила?

— Полила!

Виктория сбрасывает с себя мантию и убегает. Вешалка слишком высока — халат падает на землю.

Падения королей всегда неожиданны.

— А мы-то думали, что у тебя широкие плечи. Мы восхищались тобой, — говорят шлепанцы. — А оказывается, всё дело в вешалке!

Халат молчит. Печаль покинутых и забытых вещей ложится на него. Но он не подает виду. Он из настоящего фротте, которое все впитывает в себя.

А я ни о чем не догадываюсь. Приезжаю домой, распаковываю вещи, расхаживаю по квартире. И не догадываюсь, почему мне так уютно в старом красном халате.

Он меня любит. Он так долго ждал меня.

Четыре стороны света

У одной моей знакомой было четверо детей. И она дала им имена, которые начинались так же, как названия четырех сторон света: Северин, Вратко, Юро, Зоря.

Ей казалось, что ничего подобного еще не бывало на свете!

Пока дети были маленькие, они вечно расползались по углам. Но к ужину все собирались за столом посреди комнаты.

Мама любила, чтобы дети были рядом с ней, и не раз говаривала:

— Ах, до чего же славно сидеть всем вместе за одним столом!

А дети ничего не говорили, но им тоже было неплохо за общим столом. Можно было незаметно лягать друг друга ногами, можно было толкаться и показывать друг другу язык — и мама никогда не знала, кто начал первый.

Потом дети подросли и перестали лягаться. Ног под столом становилось все меньше и меньше, и наконец посреди комнаты остались лишь четыре ножки стола.

«Как же это могло случиться? — спрашивала себя мама. — Разлетелись дети на все четыре стороны света! Видно, не стоило давать им такие имена».

Стол видел, как она переживает, и сам переживал за нее.

Однажды осенью он сказал себе:

«Ну хватит! Я ведь не просто обеденный стол. Четверо школьников писали на мне свои сочинения. А в моем ящике до сих пор лежат карандаши и бумага. Не так уж трудно написать письма на все четыре стороны света».

Сказано-сделано. Стол написал четыре письма за один присест: так, мол, и так, приезжайте все к такому-то дню!

На севере письмо прочитал Северин, который стал водолазом. Когда пришло письмо, он как раз был под водой.

— Письмо из дома! — обрадовался водолаз Северин, вылез из воды и отправился домой.