Аденауэр. Отец новой Германии

Столица была захвачена заговорщиками без единого выстрела. Генерал Сект, фактический главнокомандующий рейхсвера, заявил, что немецкие солдаты ни при каких обстоятельствах не будут стрелять в своих фронтовых товарищей. Эберт в этих условиях сделал самое разумное: правительство покинуло Берлин, переехав вначале в Дрезден, а затем в Штутгарт. Оттуда оно обратилось к правительственным служащим и рабочему классу с призывом к всеобщей забастовке в защиту республики. Далеко не все чиновники последовали этому призыву, зато рабочий класс проявил редкое единодушие. Стачка парализовала страну. Поскольку ни Капп, ни Люттвиц не имели ни малейшего понятия о том, как распорядиться оказавшейся в их руках властью, все кончилось трагикомедией. Правительство национального единства, образованное 13 марта, не продержалось и четырех дней. Однако армия стачечников, воодушевленная успехом, начала приобретать черты армии в подлинном смысле слова. К 20 марта части «Красной Армии» захватили главные центры Рура и распространили свой контроль вплоть до пригородов Дюссельдорфа. Генерал Сект, который не допускал и мысли об использовании армии против правых повстанцев, без колебаний бросил войска для подавления левых мятежников. «Красноармейцы» были разгромлены. Урок очевиден: армия проявила себя не как орудие гражданской власти, а как независимая сила, готовая вмешаться тогда и только тогда, когда это диктовалось ее собственными представлениями об ответственности перед обществом.

В нормальных обстоятельствах электорат должен был, казалось, сплотиться вокруг правительства, подвергшегося столь грубому насилию и успешно отразившего попытку государственного переворота. Но ситуация была, увы, далека от нормальной. Выборы показали, что правители не пользуются доверием народа. Социал-демократическая партия Эберта, представители которой возглавляли до этого все кабинеты веймарского периода, потерпела сокрушительное поражение: если в 1919 году за ее кандидатов было подано 11,5 млн. голосов, то в середине 1920-го их электорат упал до 6,1 млн. Новым канцлером стал один из старейших деятелей партии Центра, Константин Фе-ренбах.

Кёльнский бургомистр внимательно следил за этими тектоническими сдвигами в общегерманской политике, и даже рождение и смерть ребенка не могли отвлечь его от размышлений о том, что они означают для его собственной карьеры. После того как стало известно, что правительство будет возглавлять представитель той партии, к которой принадлежал он сам, бургомистр одного из крупнейших городов Германии, наш герой сделал напрашивающийся вывод: нора выходить на общегерманскую сцену.

ГЛАВА 3. РЕПАРАЦИОННЫЙ КРИЗИС

«Вы слишком торопитесь, господин Мейер, к цели вас это не приблизит»[12]

В архивных делах английского МИДа сохранился любопытный документ, никогда ранее не привлекавший внимания исследователей: датированная 18 маем 1921 года «информация о беседе между представителем Комиссариата в Кёльне и обер-бургомистром Кёльна д-ром Аденауэром». Информация, снабженная препроводительным письмом британского Верховного комиссара Арнольда Робертсона, пошла «на самый верх» — не кому-либо, а самому министру иностранных дел лорду Керзону. Робертсон так же, как и его предшественник, лорд Гарольд Стюарт, хорошо знал немецких политиков и знал, на кого опереться в борьбе против французов, пытавшихся навязать свою линию в вопросах германской политики. Именно в этом аспекте его заинтересовала поступившая из Кёльна запись беседы.

Керзон, со своей стороны, не только внимательно прочитал присланный документ, но и счел его содержание настолько важным, что решил ознакомить с ним членов кабинета и даже короля Георга V. Более того, он лично написал к нему аннотацию, в которой зафиксированные там высказывания Аденауэра получили не столь часто встречающуюся характеристику «примечательного признания». Министр иностранных дел даже несколько усилил формулировку, которую употребил автор записи беседы — руководитель кёльнского представительства аппарата Верховного комиссара Джулиан Пиггот; тот не употреблял эпитета «примечательное». Что же такого сенсационного высказал Аденауэр, чтобы вызвать такую реакцию в высших лондонских кругах?