Аденауэр. Отец новой Германии

За время его отсутствия произошло немало драматических событий. Штреземан успел уже подать в отставку и через три дня вновь обрести канцлерство. Новое правительство, пост министра финансов в котором вновь получил Лютер, приняло в качестве основы для будущей денежной реформы проект, разработанный политиком националистического толка Карлом Гельферихом: предусматривалось создание особого Рентного банка, который должен был получить права на ипотеку со всех земель сельскохозяйственного и промышленного пользования, общая стоимость ипотечной ренты образовала бы его уставный капитал, этот капитал, в свою очередь, должен был стать финансовым обеспечением для выпуска «рентной марки», призванной заменить собой обесцененные денежные знаки, циркулировавшие в стране. Правда, Гельферих намеревался привязать курс марки к цене ржи — основной культуры в германском сельском хозяйстве. Эта идея была довольно нелепой, и Лютер вместе с Ялмаром Шахтом, тогда еще владельцем небольшого банка в провинциальном Дармштадте, вскоре взлетевшим до поста президента Рейхсбанка, внесли небольшую, но существенную поправку — привязали марку к золотому стандарту. Схема оказалась удачной. 15 октября Рентный банк начал свою деятельность, на середину ноября было намечено введение рентной марки. Дни инфляции были сочтены.

Все эти тонкости прошли мимо Аденауэра. Если бы он вник в них, то скорее всего одобрил действия Штреземана и Лютера, но не будем гадать. В то время все для него затмил фейерверк политических новостей. 21 октября люди из «Движения за свободный Рейнланд» под руководством Лео Деккера захватили аахенскую ратушу и провозгласили «Рейнландскую республику». Через два дня два других авантюриста, Йозеф-Фридрих Маттес и Адам Дортен, организовали захват общественных зданий в Висбадене и Трире, затем последовали аналогичные акции в Майнце и в Бонне. Беспорядки охватили Кобленц — резиденцию верховных комиссаров. В Кёльне, согласно донесению местного военного коменданта, «все было спокойно», но и там ситуация приближалась к точке кипения. По всему Реинланду появились плакаты, извещавшие о французской поддержке сепаратистского движения (что ни у кого и без того не вызвало сомнений) и о том, что Тирар лично утвердил конституцию и временное правительство Рейнланда (вот это уже было искажением истины: на такой открытый акт французский Верховный комиссар все-таки не решился).

22 октября представители всех политических партий, действовавших на оккупированных территориях, собрались в Кёльне, чтобы обсудить возникшую ситуацию. В отсутствие Аденауэра роль председателя форума взял на себя его коллега по партии Центра Меннинг. Единственным результатом дискуссии было приглашение канцлеру немедленно прибыть в Рейнланд для личной встречи. Штреземан немедленно ответил согласием: было не до вопросов престижа. Встреча должна была состояться 25 октября.

Что следовало сказать канцлеру, о чем просить, что требовать? Для выработки общей позиции по этому вопросу решено было созвать еще одно совещание. Оно состоялось накануне встречи со Штреземаном в городке Бармен. В нем приняли участие пятьдесят три представителя оккупированных территорий. Председательствовавший, бургомистр Дуйсбурга Карл Яррес, выдвинул идею независимого Рейнского государства, которое должно быть создано явочным порядком, без каких-либо предварительных консультаций с рейхом или французами и вопреки их возможным возражениям. Прибывший на совещание буквально с больничной койки Аденауэр предложил другой вариант: независимое Рейнское государство действительно следует создать, но по возможности не порывая связей с рейхом и путем переговоров с французами; немецкая сторона должна добиваться прекращения оккупации, ликвидации Верховного комиссариата и признания демилитаризованного статуса нового государства. Рейнландцам должны быть предоставлены неограниченные полномочия на ведение переговоров с оккупантами.

Инициатива Аденауэра вызвала бурную полемику. Социал-демократы и представители Германской демократической партии обвинили его в неприкрытом сепаратизме: ведь кёльнский бургомистр прямо высказался в том смысле, что «в крайнем случае следует иметь в виду и полное отделение от рейха». Были и те, кто его поддержал. Никакой общей позиции выработать так и не удалось. Впрочем, в Берлине было то же самое: на заседании кабинета, которое проходило в то же время, что и совещание в Бармене, все, в общем, признавали, что оккупированные территории — это уже отрезанный ломоть, но никто не мог предложить удовлетворительного ответа на вопрос, как это оформить. Штреземан ограничился постановкой задачи: «Мы не можем дальше продолжать борьбу, наша цель — разойтись полюбовно, без скандала».