Адепт

– Дежурный? Немедленно отправьте патруль к дому Олафа Арнольдовича Рудницкого, адрес в дежурной книге. Проверьте все госпитали и морги. Сразу доложить мне. Сейчас я еду в Александрийско-Мариинский институт, позднее вернусь в казармы.

– Какие-то проблемы? – отозвался Плевша. – Может, помочь?

– Спасибо, – буркнул Самарин. – Не нужно. По крайней мере, пока. Идемте, – сказал он, взяв саблю.

* * *

Здание Института не выделялось ничем особенным, среднего размера двухэтажное здание с крышей над входом, окруженное невысокой металлической оградой. Казалось бы, обычная школа. Внутри также не было никаких излишеств: спальни для нескольких десятков человек, заставленные простыми металлическими кроватями, ненамного лучше, чем в военных казармах. Возле каждой кровати стоял небольшой шкафчик. Старшие девочки располагались в немного меньших помещениях, дополнительно меблированных столами. Видимо, дирекция учреждения не намерена баловать учениц.

В здании было полно полицейских и агентов тайной полиции. Раздающийся время от времени полный возмущений визг говорил о том, что институткам не нравилось это вторжение. Так же, как и учителям, которые быстро шмыгали по коридорам и выглядели очень обеспокоенными.

– Ревизия, – пояснил Плевша, заметив вопросительный взгляд Самарина. – Девушки боятся, что раскроются их девичьи секреты…

Полковник улыбнулся: в такой тип учреждений принимались девочки только из хороших семей, и воспитывали их в духе верности государству и будущему мужу. Кроме того, все институтки подчинялись железной, почти военной дисциплине. Какие у них могли быть секреты? Нелегально пронести в школу сладости?

– Господин капитан! Господин капитан! – В коридоре появился явно взволнованный вахмистр в жандармском мундире. – Директриса не хочет пускать нас в библиотеку!

– Похоже, мне придется кое-что объяснить руководству, – заметил Плевша. – Они еще ни о чем не знают, – продолжил он тихо.

– Конечно, – позволил Самарин.

Полковник неспешно возвращался в вестибюль. Центральную часть холла украшали портреты царской семьи и благотворителей института, на полу стояли цветы в горшках. «Все школы одинаковые», – подумал он, вспоминая кадетский корпус. Неожиданно перед глазами встали лица друзей, он вернулся в памяти к юношеским мечтам и шалостям. Сколько ж лет прошло?

– Вспоминаете школьные времена?

Самарин молниеносно повернулся, положив руку на рукоять сабли. Несмотря на стройную и ладную фигурку и очаровательные, серые, словно облачное небо, глаза, незнакомка представляла холодный, не вызывающий доверия тип красоты. Однако в ней было что-то, что привлекало мужчин. Платье в темных, приглушенных тонах – ученицы носили белые фартучки – свидетельствовало о том, что она принадлежала к персоналу.

– Извините, не хотела вас напугать.

– Это я прошу прощения. Полковник Самарин, – представился он с легким поклоном.

– Анна Островская. Вы из тайной полиции?

– Что вы! Собственный Его Императорского Величества Конвой.

– Я могу вас кое о чем попросить? Как офицера и джентльмена?

Самарин слегка приподнял брови: на так заданный вопрос можно было ответить только единственным способом, но его собеседница не создавала впечатления особы, использующей такие уловки. Хотя точно знала, на какие кнопочки нажать. Застывшие в напряжении черты лица Островской говорили о ее нервозности и безвыходности.

– Слушаю, – ответил он коротко.

– Вы могли бы это спрятать? – спросила она, закусив губу.

Лишь сейчас он заметил, что она держит в руках небольшой, завернутый в серую бумагу пакет.

– Вы – учительница?

– Да, – нетерпеливо ответила она.

– И что там?

– Я прошу вас…

– Я не школьник, которому можно польстить, обращаясь к его мужскому тщеславию. – Он холодно оборвал ее. – Тайная полиция тут не случайно, убита одна из ваших учениц. Поэтому я спрашиваю еще раз: что в этом пакете?

– Убита? Это невозможно! Все девочки на месте. Нет только Нины Трошченко и Веры Драгуновой, но они у родителей. Наш извозчик отвез одну и второю по домам. Мы не позволяем девочкам ходить по улицам без присмотра!

Выражение лица полковника сказало ей больше, чем слова. Женщина побледнела, прижав руки ко рту.

– Которая… кто из них? – едва слышно прошептала она.

– Вера.

Она уронила пакет, тяжело опершись на руку Самарина.

– Верочка… Невозможно. Это не может быть правдой! – с отчаянием воскликнула она.

Самарин поднял пакет и завел учительницу в ближайшую комнату. Карты на стенах указывали на то, что это был кабинет географии. Офицер подвинул женщине стул, а сам развернул пакет. Внутри были книги. «Деяния польского народа» Станислава Смолки в двух томах. Почему сударыня Островская хотела спрятать эти учебники от полиции?

– Что с Верой? – спросила она, затаив дыхание.

– К сожалению, идет расследование и я не могу говорить на эту тему. Эти книжки – это какой-то шифр? Вы принадлежите к большевикам, а может, вы – анархистка?

Островская гневно уставилась на него, хотя была все еще бледной, но медленно приходила в себя.

– Это книги по истории, ничего больше! Но их содержание наверняка заинтересует ваших коллег, – добавила она со злостью.