Адепт

Не понимая причины охватившего его страха, Перегрин зажмурился и несколько раз глубоко вздохнул, медленно выпуская воздух из легких, – так научил его Адам. Постепенно комок в горле начал рассасываться. Он все еще искал в памяти подходящую молитву, когда звуки органа и вторившего ему хора возвестили о начале службы. Показалась процессия: служка с крестом, еще несколько служек с высокими свечами в руках и викарий в белой мантии.

Знакомый ритуал и смена мелодий отвлекли Перегрина от мрачных мыслей, царившее у него в душе смятение мало-помалу улеглось. Сопрано, исполнившее входную песню Генделя, было великолепным, и Перегрину показалось, что певице вторит голос самой леди Лоры, утишая его скорбь словами одной из его любимых арий:

Тревожен ты? Тебя мелодия утешит…

Он оставил попытки сложить молитву в словах и позволил своей душе расслабиться.

Тема утешения сменилась гимном Вогана Уильямса на слова средневекового поэта Бьянко да Сиены:

Любовь, с небес снизойди,
Душой мою душу найди,
Душою ко мне приди
В сияньи зари рассветной *

Знакомые слова и мелодия успокоили Перегрина, и он нашел в себе силы присоединиться к хору прихожан. Рядом с ним вторил хору гулкий бас Адама, полный глубины и скрытой страсти. Смесь преклонения и гордости в его фигуре напомнила Перегрину изваяние воина-крестоносца, которое ему довелось как-то видеть в одной из часовен в Провансе. Темные глаза светились внутренним огнем, словно отражали свет скрытого зрения. Перегрину вдруг припомнился первый набросок, который он сделал с Адама, – неужели это было меньше недели назад?

Гимн закончился, но, к несказанному облегчению Перегрина, все последующие молитвы продолжали говорить лишь о свете и превосходстве.

– Говорю вам тайну, – вещал викарий словами святого Павла. – Не все мы умрем, но все изменимся…

Адам еще по пути сюда сказал ему, что леди Лора сама выбрала слова службы. Она знала, что скоро умрет – у нее было довольно времени подготовиться к этому, – и выбрала слова утешения с той же тщательностью, с какой прожила всю свою жизнь, щадя чувства тех, кого любила и кого оставила на этой земле. Адам был одним из немногих, кто знал, что она умирает. Интересно, подумал Перегрин, многим ли из того, что было ему известно, делился он с леди Лорой в ее последние дни?

Вперед вышел старший сын леди Лоры и кратко, но с чувством поведал о жизни своей матери, о том, что она любила, попрощавшись с ней от всей семьи. Потом, к удивлению Перегрина, на кафедру поднялся Адам Синклер и достал из кармана листок бумаги.

– Мне посчастливилось много лет быть знакомым с леди Лорой, ощущать на себе ее веру и душевную теплоту, – начал он. – Лорд Кинтул попросил меня поделиться с вами этими строками, одними из ее любимых. Они взяты из последней главы повести Томаса Вулфа под названием “Тебе не вернуться домой”.

Он опустил взгляд на листок и начал медленно читать, но Перегрину сразу стало ясно, что никакие подсказки из текста ему не нужны.

В ночи мне прозвучала чья-то речь,
Сжигая слабый свет во тьме беззвездной.
Мне сказано: ты должен умереть,
Но где, когда – покуда неизвестно!
О, мне говорили:
“Покинь родной свой край – для света знанья,
Покинь и жизнь свою – для жизни высшей,
Покинь друзей – для дружбы-созиданья,
Чтоб землю обрести, что дома ближе —
Край мощи и силы!
Гробницы мира будут обретены, —
Вовне сознанья муки обреченной”.
Так вихрь шептал, так реки мне твердили.

– Нам будет не хватать вас, Лора, – тихо договорил Адам в наступившей тишине. – Но мы желаем вам покоиться с миром и простимся с вами со всей нашей любовью и благословением.

Эти слова тронули Перегрина до глубины души, и он не сомневался в том. что не у него одного на глаза навернулись слезы. Но пока Адам возвращался на свое место, он вдруг понял, что боль его отступила, а вместе с ней отступило и чувство вины за то, что он, пусть и невольно, мог ускорить смерть леди Лоры. Напротив – теперь он знал это наверняка, хотя не испытывал от этого ни гордости, ни ложной скромности, – его работа над портретом леди Лоры в последние недели ее жизни доставила ей радость и удовольствие.

Осознав это, он понял и то, что может теперь сказать ей “прощай” от всего сердца. Теперь он был так же спокоен, как был возбужден совсем недавно. Он знал, что ему будет не хватать ее, но оставшаяся еще в его душе горечь относится к нему, но не к ней.