— Знаешь, если бы они просто попались мне на улице, я бы ничего не имел против. Ко мне. скажем, приходит почтальон — отличный парень, весельчак и балагур, к тому же он приносит мне почту, что довольно мило. Но если он вздумает устроить свое ток-шоу, это сразу начнет меня бесить. Или представь, что ты пошел в галерею Тейт, а там на стенах в рамочках висят каракули моей племянницы Сайобхан, которая обожает рисовать свою собачку Поки. — Банджо покачал головой. — Поверь, люди не становятся лучше или интересней из-за того, что на них наводят камеру. Чтобы не сомневаться, будто вся нация захочет смотреть, как ты пожираешь завтраки или торчишь в кресле, надо иметь «эго» размером с гренландского кита. Трудно относиться с симпатией к человеку, который воображает, что сам факт его существования — уже достаточно крупное событие, чтобы совать его в прайм-тайм. Дэвид рассмеялся.
— Сегодня ты в ударе, Банджо. Жаль, что сюда не заглянул какой-нибудь член гольф-клуба, он бы смаковал каждое слово. Кстати, ты уже заготовил на этот случай пару шуток?
Банджо только вяло махнул рукой.
— Заткнись, чертов сноб, — выругался он беззлобно.
—Ладно, дружище, не сердись. Я тебя не высмеиваю, просто меня забавляет твоя эрудиция. Я думал, что люди с таким интеллектуальным багажом остались в Викторианской эпохе. Но скажи на милость, почему знания не делают нас более счастливыми? Я уверен, останься ты в своем Бромли, среди старых друзей, ты бы сейчас был точь-в-точь таким же, как они. И что самое смешное, тебя бы это вполне устраивало. Разве не странно, что образование, такая ценная и замечательная вещь, может оказаться занозой в заднице?
Банджо не возразил ни слова. По его лицу было непонятно, рассержен он или нет, но вид у него стал такой, словно слова Брауна сбили его с толку.
Дэвид поспешил добавить:
— Я сказал «забавляет» не в смысле ха-ха, а в том смысле, что все это очень странно. Если честно, иногда мне кажется что ты чувствуешь себя предателем по отношению к собственным друзьям. И знаешь почему? Потому что, сам того не желая, ты всех их перерос.
Видя, что Банджо продолжает молчать, Дэвид продолжил:
— Дело тут не только в тебе. В конце концов, всем когда-то надо расставаться с прошлым, а это ох как нелегко. Сам знаешь, в любой компании самое страшное преступление — считать себя лучше других. Но, черт побери, как этого избежать, когда ты видишь, что твои прежние приятели сплошь и рядом ничего не замечают дальше собственного носа?
Банджо вздернул брови, поерзал на месте и шумно вздохнул, глядя в полупустой стакан.
— Слушай, старик, это личная тема. Не для дружеских застолий, — пробормотал он, стараясь не смотреть на Дэвида.
Браун понимающе кивнул.
— Извини, что к тебе прицепился, но не одному же тебе проявлять чудеса проницательности. Есть и другие умники.
Банджо усмехнулся:
— Что верно, то верно. Я знаю, о чем ты говоришь. Других поучаю, а сам по уши в дерьме, правильно? Нельзя строить из себя мудреца и в то же время валять дурака, гадая на кофейной гуще. Надо что-то выбирать.
Дэвид улыбнулся:
— Примерно это я и имел в виду. Ты чертовски умный парень, но порой ведешь себя так, словно сам этого стыдишься. Превращаешь все в какой-то балаган.
Он немного помолчал, потирая переносицу.
— Помнишь, как ты говорил, что нам всем приходится приспосабливаться? — сказал он. — Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что ты прав. Но ведь это касается и тебя, верно? Ты тоже далеко не совершенство, хотя это нисколько не роняет тебя в моих глазах.
Банджо фыркнул.
— Ладно, мистер вивисектор. Ты уже совсем выпотрошил старину Банджо или еще что-то осталось?
Дэвид тяжело вздохнул.
— Честно говоря, я не знаю, что мне с этим делать. Когда нам удается продвинуться вперед, это воздвигает стену между нами и нашим старым окружением. А если топчемся на месте… что хорошего в том, чтобы глушить свой потенциал? Возьми хоть меня и моих родителей. Между нами практически не осталось ничего общего. Мы живем словно в разных мирах. Я надеялся, что мои успехи — хороший диплом и все такое — заставят их гордиться, а в результате мы просто перестали друг друга понимать. Такое впечатление, что я превратился для них в какую-то загадку, а они кажутся мне… как бы это выразиться… немного простоватыми.
— Думаешь, у меня та же проблема?
Дэвид утвердительно кивнул.
— Хм, может, ты и недалек от истины, — признался Банджо. — Даже не знаю, как мне теперь вести себя в компании — молчать в тряпочку или резать правду-матку? Скверная дилемма, что и говорить. Приходится или скрывать от своих друзей, какой ты на самом деле, или просто разрывать с ними отношения.
Дэвид скривил губы.
— Это я уже понял. Может, ты подскажешь мне, как решать проблему?
— Ну, раз уж мы говорим начистоту и распахиваем душу настежь… — Банджо заговорщицки понизил голос. — Мне иногда кажется, что ты чувствуешь себя одиноко и вообще недоволен своей жизнью. Я прав?