Адептка Эмили

Хэйвуд напряженно провел ладонью по волосам и сжал зубы, сдерживая какие-то слова. Одна тонкая темная прядь, выбившаяся из низкого хвоста, упала на его лицо, но сосед не спешил ее отбрасывать. Мне вдруг нестерпимо захотелось заправить ее ему за ухо – настолько она не вписывалась в его обычно выглаженный и отутюженный образ.

– Не хочешь говорить, не надо, – наконец отрывисто бросил Хэйвуд и, встав, зашагал по комнате. Однако, едва я успела подняться с кресла, как он вернулся и, вдруг схватив меня за плечи, с жаром продолжил: – У меня есть деньги, Вилар. Я могу заплатить за твое обучение. Скажем так – это будет дружеский заем, – его глаза сверкнули, а лицо было одновременно и воодушевленным от сознания собственной правоты, и обличающим – как у праведника, отчитывающего грешника. Только он бы еще объяснил, в чем я провинилась? – Или даже можешь не отдавать мне ничего, просто… – Он поколебался, подбирая слова, и наконец выпалил: – Прекрати это позорище!

Лицо Хэйвуда было совсем близко от моего, а руки клешнями вцепились в предплечья. Мне почему-то на миг стало страшно, более всего оттого, что я совершенно не понимала, о чем он.

– Никто не заставляет меня ничего делать, – дрожащим голосом отозвалась я и попыталась отстраниться. – Отпусти!

Его глаза на миг сузились, а пальцы сжались еще сильнее – но тут он резко оттолкнул меня и отошел подальше.

– То есть у вас все добровольно? – Хэйвуд неприятно усмехнулся. – Я понял. И не смей садиться в мои кресла! – вдруг рявкнул он.

Я подскочила и, обиженно фыркнув, подхватила пижаму и пошла в ванную. Жадина! И псих.

Глава 16

С момента объявления о предстоящем бале преподаватели рьяно принялись готовить адептов к этому знаменательному событию, чтобы мы не опозорили академию. Каждый из них пытался каким-то образом повоспитывать нас и изготовить из «необразованных чурбанов», которыми мы, по мнению преподавательского состава, являлись, некоторое подобие джентльменов. Даже профессор Гаррет – бравый пират – однажды сказал, показывая нам заклинание для упокоения вампира, от которого тот буквально разлагался на глазах, чтобы мы не смели демонстрировать эти умения «при дамочках».

– А не то они так завизжат, что уши заложит, – добавил он и невольно поморщился от какого-то неприятного воспоминания. – А если вампирская гниль попадет на юбку, еще и поколотить могут.

Так, постигая премудрости обращения с дамами во время занятий и набираясь танцевального опыта после них, мы неуклонно превращались во что-то годное, что «соответствует гордому имени будущего мага», как однажды выразился профессор Ферро. Танцевать с табуреткой, держа ее на весу, кстати, оказалось достаточно тяжело, и по вечерам у меня болели руки от нагрузок. Хорошо хоть, танцевальные занятия были не каждый день, а через день, потому что профессор Ферро был занят на репетициях спектакля.

Поскольку я тоже участвовала в постановке, выходных у меня не предвиделось. По крайней мере, во время пьесы мне не нужно было поднимать никакой мебели. Все актеры уже успели выучить свои роли. Я же, успокоившись насчет разоблачения, ходила на репетиции почти с радостью: хоть там у меня была возможность надеть платье и снова почувствовать себя девушкой!

Кстати, никакого волнения насчет выступления на публике у меня не было. Спектакль планировался только через несколько месяцев, и до этого времени я уже успею покинуть академию. Конечно, совесть немного глодала – получается, своим поступком я подведу всю труппу, – но я успокаивала себя тем, что профессор Ферро быстро найдет новую Джульетту среди провинившихся адептов. В крайнем случае приду для выступления. На один вечер я смогу снова превратиться из Эмили в Эмиля. Тем более для этого даже волосы не придется стричь – просто скажу, что я уже в парике. Так сказать, заранее вживаюсь в роль.

Однако, как нам говорили в пансионе, все планы имеют свойство рушиться в самый неподходящий момент. И скоро я убедилась в этом на собственном опыте. Однажды днем, когда мы, собравшись в театре, скучали в ожидании куратора и смотрели на Томаса, который очень похоже передразнивал профессора Гаррета, случилось непредвиденное.

– Они перенесли фестиваль! – Наш куратор ворвался в театр, как будто за ним гналась голодная стая волков. В руках у него был зажат огромный кусок бумаги с какими-то надписями. – Эти… подлые, никчемные актеришки из Королевской академии менестрелей решили подставить меня! Они подумали, что я не узнаю!

Профессор в гневе швырнул бумагу, оказавшуюся афишей, на пол. Я вытянула шею и разглядела на ней надпись: «Осенний фестиваль театрального искусства».

– Профессор, а что это за Академия менестрелей? И что за фестиваль? – подал голос Билл Адамс – наш «отец Лоренцо». Он был крупный, и черная сутана, обтягивая бока, намекала на то, что священнослужитель из него вышел совсем не аскетичный.