Муссонные дожди в этом году пошли рано, как будто сама планета накинула вуаль на свое обезображенное лицо. Даже скорчившись в бункере, мальчик и его отец слышали их шум, грозовой и всепроникающий. Однако в сравнении с тем, что было раньше, даже рев грозы казался почти тишиной.
— Он прекратился, — сказал мальчик, — весь этот грохот. Может, они ушли.
Мужчина сжал плечо сына, но ничего не ответил. У него было сухое, морщинистое лицо фермера — постаревшее прежде времени, однако жесткое, как стальная проволока. И взрослый, и мальчик похудели и осунулись, словно не видели воды и пищи уже много дней. Отец провел языком по растрескавшимся губам, прислушиваясь к звукам дождя, а затем взглянул на мигающее табло на панели коммуникатора.
— Скоро утро. Когда рассветет, я погляжу, что творится снаружи.
Мальчик крепче вцепился в него.
— Папа!
— Все будет в порядке. Чтобы выжить, нам нужна вода. Думаю, они ушли, сынок.
Он взъерошил сыну волосы.
— Что бы это ни было, оно уже позади.
— Может, они выжидают.
— Нам нужна вода. Все будет в порядке, вот увидишь.
— Я пойду с тобой.
Мужчина с секунду колебался, а затем кивнул:
— Ладно. Что бы там ни оказалось, встретим это вместе.
Летний рассвет в северном полушарии планеты наступил рано. Когда мужчина уперся плечом в дверь бункера, прошло не больше пары часов с их разговора. Тяжелая дверь из стали и пластобетона обычно легко и бесшумно поворачивалась на петлях, но сейчас ему пришлось бороться за каждый сантиметр. Когда щель расширилась настолько, что можно было просунуть руку, мужчина остановился и принюхался.
— Доставай респираторы, — крикнул он сыну. — Быстро!
Отец и сын натянули громоздкие маски, и их и без того тесный мирок стал еще меньше и мрачнее. Оба тяжело дышали. Взрослый закашлялся, с трудом втягивая воздух.
— Там какой-то газ, химическая дрянь — но он тяжелее воздуха. Просочился вниз по лестнице и скопился здесь. Нам надо подняться.
Он оглядел бункер: старые одеяла, тусклые лампы, работающие от садящихся батарей, и бесполезный коммуникатор. Сквозь приоткрытую дверь сочился белый туман, густой, как молоко, а с ним проникала и журчащая дождевая вода.
— Это место больше небезопасно, — сказал отец. — Нам надо выбираться прямо сейчас, или мы умрем здесь.
Они оба навалились на дверь. Петли сердито заскрипели, и наконец в проеме показался бледный, льющийся сверху свет.
— Что ж, дома у нас больше нет, — спокойно констатировал взрослый.
Они принялись карабкаться по мокрым грудам мусора, перегородившим лестничный пролет, пока не добрались до верхней площадки.
Мужчина и мальчик оказались среди развалин. Две стены, сложенные из прочного местного камня, уцелели — но это было все. Остальное превратилось в кучи щебенки. Черепица, некогда покрывавшая крышу, валялась повсюду. Под остатками входной двери мальчик заметил свою любимую игрушку — деревянное ружье, которое вырезал для него отец. Ружье было расколото. Дождь пошел слабее, но мальчику все равно приходилось каждые несколько секунд протирать линзы своего респиратора.
— Оставайся здесь, — приказал мужчина.
Он вышел из тени их разрушенного дома. Под его ботинками хрустело и позвякивало битое стекло и пластик, хлюпали лужи. Бледный туман начал оседать. Подул ветер, принеся с собой новую порцию дождя. Вода смывала химический реагент. Поколебавшись, мужчина снял респиратор. Подняв голову, он открыл рот и подставил язык под капли.
— Все в порядке, — сказал он сыну. — Воздух очистился. Можешь снять респиратор, но ничего не трогай. Мы не знаем, что тут заражено.
Повсюду вокруг них, до самого горизонта, раскинулась территория их бывшей фермы. Еще недавно зеленая и радующая глаз земля превратилась в вонючее болото, покрытое язвами бомбовых воронок. Стволы деревьев торчали из грязи черными клинками. Все ветки были обломаны, а кора сгорела. То тут, то там валялись раздутые, смердящие трупы скота. Над горизонтом поднимались черные дымные столбы.
Жажда так замучила их, что некоторое время отец с сыном не обменивались ни словом — просто стояли, высунув языки, пытаясь поймать струи дождя. Вода потекла в рот мальчика, возвращая ему силы. В жизни он не пробовал ничего вкуснее, чем эта прохладная влага, смочившая его пересохшую глотку. Наконец ребенок открыл глаза. Нахмурившись, он ткнул пальцем вверх, в череду рваных туч, которые гнал по небу ветер.
— Пап, смотри, — сказал он, удивленно таращась. — Посмотри на это — как будто в небе висит перевернутый собор.
Отец взглянул на облака. Сузив глаза, он одной рукой обнял мальчика за плечи и притянул к себе. Во многих километрах от них, и все же невероятно огромный, над землей висел ярко сверкающий угловатый силуэт, весь ощетинившийся зубчатыми башнями, готическими украшениями и остроконечными шпилями. Сквозь тучи пробилась белая вспышка — это солнце отразилось от обшивки, когда корабль разворачивался. Затем, в ослепительных струях огня, он начал удаляться. Через несколько секунд до людей долетел рев мощных двигателей. Солнце поднялось выше, и вскоре корабль растворился в затопившем мир утреннем свете.