Адгезийская комедия

Все расстраивались на поминках, все спрашивали: как теперь быть без бабушки, никто не ожидал, что она умрёт, она консультировала до последнего дня. Хорошо, говорили коллеги, что есть научные работы и статьи, жаль, что Галина Арсентьевна не любила записывать, все выводы и формулы надиктовывала подчинённым, из-за этого и докторскую диссертацию не защитила. Мы с мамой чувствовали себя чужими, особенно мама. Я-то хоть немного была в курсе бабушкиной работы. Мы вернулись в бабушкину квартиры опустошённые, разбитые, так ещё мама из вежливости пригласила на следующий день бабушкиных коллег, чтобы они забрали разные научные книги. Ни мама, ни я не хотели никого видеть, но как отказать-то, когда они сами стали спрашивать о книгах и научном архиве, который бабушка хранила дома.

Ночь омрачилась для меня кошмаром. Снова за окном тот человек из детства, всё так же в рубашке с оборками. Теперь я поклясться могла, что это был человек. Он сказал:

- Привет! Я твой.

И мне показалось, что я стою на кухне, и он за окном, и вроде зима, а он как Снежная королева, а вокруг снежки, то есть летают такие крупные комки снега, парят! Он сказал, шлёпая толстыми губами:

- Никого не зови сюда! – И приложил волосатый палец-сосиску к шамкающим губам. И так, знаете, как наяву - вот этим кошмары плохи, и какое-то жуткое состояние, страшно очень: и что сущность за окном, и что высоко… Но самое ужасное – не это видение, а что очнулась я от голоса мамы:

- Мальва! Мальвочка! Ты что?

И я помню, что я так на маму стала раздражаться, но молчу, и стою почему-то на кухне с тапками в руках, со старыми тапочками-зверушками, которые я носила у бабушки до школы и которые мне стали безнадёжно малы - откуда тапки взялись той ночью, мы с мамой так и не въехали. Я помню сквозь сон, что прям бесилась, меня раздражали мамины причитания. Я пошла и легла в кровать, которая, кстати, тоже мне стала коротка - ноги у меня свисали. Утром мне мама рассказала, как она спала в бабушкиной комнате и вдруг услышала скрип оконной рамы из кухни. А там я как лунатик. Ни разу больше со мной не случилось что-либо подобное. Но времени не было всё это обсуждать, обмусоливать, переживать, маме с утра пораньше уже писали нетерпеливые бабушкины коллеги. Мы с мамой оставили ключи соседке Зине, не завтракая погнали в Москву. Началась почти обычная жизнь. Почти – потому что самый конец учебного года. Мама неделю почти не спала – столько навалилось работы, а я плохо закончила третий класс, с тройками, наша училка, которая ничему не учила, просто сто раз успела повозмущаться, что я все итоговые контрошки и тесты пропустила. А что эти контрошки-то – вопрос жизни и смерти, что ли? Ещё накануне, когда ничего не предвещало никаких спазмов (ну на давление бабушка жаловалась всегда), мне бабушка, в ответ на моё нытьё по поводу школы, посоветовала не заморачиваться насчёт контрольных и тестов по окружай-миру:

- Ты ж русалка! Кувшинки, лес, экология, что ещё там вам надо знать?

- Да разную муть, бабушка. Я ничего не знаю.

- Ну так не ходи вообще. Прогуляй!

Это был последний наш с бабушкой разговор, на следующий день она умерла. В общем-то, так и получилось - я прогуляла, не стану ж я училке объяснять, что любимая бабушка умерла, а мама боится меня одну дома оставлять.

В самом конце осени маме позвонили и сказали, что бабушка оформила завещание, и мама должна приехать в Веретенец. Бабушкин «душеприказчик» - она так называла в завещании нотариуса, своего «старого друга», удивительно по-доброму нас встретил, как старых друзей, хотя я почти никого на похоронах не запомнила. Все на похоронах были в чёрном с коалами и лилиями, мне от запаха хотелось чихать. Старый друг стал спрашивать у меня не про учёбу, как все, а про плавание, а также рассказал маме, что пятнадцать лет назад много у него с бабушкиным делом было проблем - тогда у неё украли драгоценности и, увы, это не удалось доказать, хотя вор известен, - поэтому он просто обязан помочь хотя бы нам, потомкам, с документами и прочими «сутяжными» делами, хоть маленькую толику отработать. Ещё он спросил: не видела ли я каких-то изменений в бабушкином поведении в последний приезд. Я ответила, что «нет», но не стала уточнять, что это было год назад, на прошлогодний бабушкин дэ-рэ. Старый друг пустился в воспоминания о последних годах жизни бабушки. И какие-то странные были эти воспоминания. По ним выходило, что я у бабушки гостила и последнее её (!) лето, и что этот дядя, когда звонил бабушке, всегда слышал мой довольный голос: то я что-то напеваю, то что-то спрашиваю, то передаю ему привет… Я видела, как мама нахмурилась и прикусила зубами нижнюю губу – это у неё такая привычка, когда она увлечённо трудится и боится, что не получиться идеально ровная строчка. Мама после мне сказала:

- Представляешь, как бабушка тебя любила. Она выдумала для знакомых, как будто ты у неё по-прежнему гостишь летом.

- Мама! А мой голос, который слышал её старый друг? Что это?

- Наверное, бабушка записала тебя на телефон и включала, когда этот друг звонил. Не? Бабушка ж выдумщица была.