- Как жаль! Надо будет поговорить с папА о Николае, замолвить словечко, - а сама подумала, что надо спасать этого человека! И не от императора, а от смерти! Он может умереть совсем молодым! Надо поговорить с хирургом Егоровым, возможно, что-то получится.
В Одессе мы остановились во дворце графа Воронцова. Генерал-губернатор и его жена тепло нас приняли. В мою честь давали обеды и балы не только Воронцовы, но и другие вельможи, в основном поляки. В Одессе проживало очень много поляков, в основном шляхта и магнаты. Даже Елизавета Ксаверьевна была дочерью польского магната Браницкого. Ее лучшая подруга, а по совместительству любовница её мужа, Ольга Станиславовна Нарышкина, была дочерью польского графа Потоцкого и его жены, знаменитой греческой авантюристки Софии Глявоне (огромный парк “Софиевка” в Умани Потоцкий построил именно для неё). Воронцов женил своего двоюродного брата Льва Нарышкина на Ольге Потоцкой, чтобы скрывать свои с ней любовные связи.
Кстати, я познакомилась и с детьми Воронцовых и Нарышкиных. Моя ровесница София Воронцова действительно не имела схожести с Михаилом Семеновичем, зато одиннадцатилетняя София Нарышкина была его точной копией! Признаюсь, мне было неинтересно с этими двумя девочками: Воронцова показалась мне какой-то умственно недоразвитой, дебильной, а Нарышкина – ещё совсем дитё! Но приходилось возиться с ними, соблюдая правила приличия.
Встречалась я и с одесскими евреями: купцами, музыкантами, предпринимателями. Меня даже пригласили на еврейскую свадьбу! Как я уже упоминала, нашла в Одессе талантливого еврея-скрипача.
Проехались на пролетке по городу. Город красив в центре, застраивался по плану: улицы Дерибасовская, Ришельевская, оперный театр. Осмотрели порт, иноземные корабли в нем, строящуюся Бульварную лестницу, самую большую в Европе! Я вот только затрудняюсь сказать: эту лестницу изначально назвали Потемкинской или уже после знаменитого восстания на броненосце “Потемкин” в 1905 году?
Потом на пароходе мы отбыли в Крым. Вместе со мной отправились и Воронцовы с Нарышкиными. Воронцовым не терпелось мне показать свой знаменитый Алупкинский дворец, а Нарышкиным – своё большое современное имение Михсор.
Глава 17. В Царском селе
Встретили меня и других путешественников в Царском Селе очень пышно. Играл духовой оркестр, была выстроена рота почётного караула. Море цветов. Потом торжественный обед персон на 200, а может и больше в Александровском дворце. А я никак не могу привыкнуть, что здесь при встречах слишком много целуются! Ладно бы маман, папА, сёстры, братья! Но и министры, фрейлины, прочие придворные тоже лезли поцеловаться. Кто понаглее – в щечку, кто поскромнее или пониже положением – целовали ручку.
Многим нетерпелось послушать после обеда моё пение, но я отговорилась, сказала, что очень устала. И, не дождавшись окончания обеда, попросила провести меня в выделенные мне покои. За обедом я сидела с сестрой Ольгой и кузинами Марией, Елизаветой и Екатериной Михайловнами. Позже Оля и кузины меня и проводили баиньки. Как и в Зимнем, здесь у нас с Ольгой были аппартаменты одни на двоих, только спальни отдельные были.
Кузины были дочерьми моего дяди, великого князя Михаила Павловича, самого младшего сына императора Павла Петровича, и великой княгини Елены Павловны, урождённой принцессы Фредерики Шарлотты Марии Вюртембергской, имевшей в узком великокняжеском кругу прозвище “Мадам Мишель”. Елена Павловна слыла в придворных кругах как сторонница отмены крепостного права и дарования народу демократических свобод. Кроме того я знала, что мадам Мишель вела негласную борьбу с моими родителями за европейских женихов для меня, Ольги и своих дочерей, которые были примерно нашего с Олей возраста. А ещё Елена Павловна славилась своим собственным светским салоном в Михайловском дворце, где жила ее семья.