Адини. Великая княжна. Книга первая

Казаки из оцепления нашего поезда меня отговаривали, но я пошла. Лучше бы этого не делала. Меня тут же узнали и обступили люди. Большинство мужчин в военной форме и в гражданской были очень пьяными. Пренебрегая пажами, многие стремились дотянуться до меня, потрогать руками. Другие высказывали мне восхищение, комплименты, не всегда они получались приличные. Я увидела невдалеке временную сцену, где выступал духовой оркестр. Играли “Прощание славянки”. Кое-как пробилась к этой сцене, пажи меня подсадили, а несколько музыкантов со сцены затащили меня на неё.

Взяв микрофон я импровизированно выступила с пламенной патриотической речью перед отъезжающими и провожающими. Затем, пошептавшись с дирижёром, спела “Прощание славянки”, тот её вариант, где “уходят вдаль поезда”. Получилось неплохо.

Увидела несколько десятков гвардейцев, пробивающихся к сцене. Сначала не поняла, зачем они это делают, но потом узнала среди них поручика Владимира Дмитриевича Голицына, который сидел адьютантом в приемной императора, и которому я однажды залепила пощёчину. Его и ещё одного офицера гвардейцы затолкали на сцену ко мне. Парни были весьма нетрезвы, плохо стояли на ногах.

-Ваше Императорское Высочество! – обратился ко мне поручик. – князь Голицын Владимир Дмитриевич, если помните. Простите нас за нашу дерзость, но мы сейчас с корнетом уезжаем на фронт, и странное дело, только что спорили о Вас! Корнет утверждает, что Вы, Ваше Императорское Высочество, никак не могли петь песню обо мне и о нем! Скажите ему правду!

-Князь Оболенский, Георгий Васильевич, корнет лейб-гвардии Гусарского полка! – представился второй офицер.

-Рада вас видеть, господа! – подошла и даже чуть приобняла обоих под аплодисменты и возгласы толпы. – Я не только подтверждаю, что есть у меня такая песня, но и спою её сейчас. Тут только вспомнила, что у меня нет с собой гитары. Вот только найдите мне гитару! Костя! Может кого-то послать за моей?

Но этого не потребовалось. Кто-то уже протягивал к сцене инструмент. А дирижёр оркестра лично принес мне табурет:

-Садитесь, Ваше Императорское Высочество.

-Благодарю! Этим господам, - кивнула на офицеров, - тоже подайте присесть.

Голицын и Оболенский весьма неуверенно стояли на ногах и мне не хотелось, чтобы это сильно бросалось в глаза публике. Князья сначала отнекивались, но я настояла, и они уселись по обе стороны от меня. Я по привычке перебрала струны, гитара была настроена отлично. Запела:

Четвертые сутки пылают станицы,

Горит под ногами донская земля.

Не подайте духом, поручик Голицын,

Корнет Оболенский, налейте вина.

Сорвала массу бурных оваций. Из толпы выкрикивали “Браво” и просили ещё что-нибудь исполнить. Так я успела исполнить ещё “Старую солдатскую” Булата Окуджавы, “Поручика” Олега Митяева, “Огонек” Михаила Исаковского, слова народные. Толпа притихла и очень внимательно слушала, а потом восторженно аплодировала, когда песня заканчивалась. “Огонек” я так и не допела до конца, потому что прибыл курьер и сообщил мне, что наш поезд сейчас тронется в путь.

Из своей прошлой жизни я почему-то запомнила, что расстояние от Санкт-Петербурга до Москвы 635 километров. Думала, что будем, как в прошлое мое путешествие, плестись на царском поезде несколько суток. Оказалось, что в этот раз ехали быстро и доехали за девять часов. Сказала императору:

-Я вот только не понимаю, папа́, кому нужна такая беспечность: ехать всей семьёй в одном поезде? А вдруг авария? Или того хуже – вражеская диверсия! Империя останется и без императора, и без наследника! И вообще…

Заставила Николая Павловича глубоко задуматься над моими словами. Я ведь права!

В поезде царская семья собиралась вместе только в вагоне-столовой для совместной трапезы. В остальное время император с наследником Александром Николаевичем и со своими приближенными заперся в своем рабочем кабинете. Не знаю, что они там обсуждали. А мы, женская половина, сидели в купе императрицы и беседовали о своих благотворительных и богоугодных делах. О госпиталях, госпитальных поездах, снабжении армии обмундированием, медикаментами, помощи раненным и беженцам, семьям погибших и мобилизованных. Я тоже кое-что предлагала, вспоминая как это было организовано в моем мире, во времена более поздних войн. Посылки от девушек солдатам на фронт со своим рукоделием (кисеты с табаком, варежки, платочки), рисунки маленьких детей, фронтовые пункты для обработки одежды от вшей, фронтовые прачечные, ремонт обмундирования, сапожники, цирюльники.

В Москву мы прибыли, когда уже совсем стемнело. Я осведомилась у мама́н, во сколько завтра будет молебен и сообщила, что у меня есть дела в городе, касающиеся организации помощи фронту. Государь, узнав об этом, лично распорядился выделить мне и моим пажам автомобиль. Мы завезли Андрея Ростоцкого к его Ксюше. Приказала, чтобы через пару часов она собрала своих подруг и друзей своего брата: я приеду, и у нас состоится серьезный разговор. Сама же с остальными фрейлинами поехала к Королевым.