Адюльтер

Федор даже лоб наморщил, попытавшись ответить на заданный самому себе вопрос. Ответ не вытанцовывался. С Ленкой легко и приятно, главное, чтоб без последствий, тьфу-тьфу. Но хотелось бы Федору, чтоб его будущая, пока ему неизвестная жена сейчас с каким-нибудь неведомым Петей или Васей вела себя так же? Избави бог!

Кстати, вчера, когда они с Ленкой пошли «погулять» за территорию (объяснив, что направились в сельсовет позвонить, – в лагере телефона не было), у выхода наткнулись на Олю. Она, заметив их двоих, спешащих к калитке, специально сделала крюк и прошла им навстречу. А Федор, словно чего-то устыдившись, вдруг «вспомнил» про неотложные дела в отряде и вернулся.

Оля возвращение Федора отметила, улыбнулась даже. Вторая Оля, не та, которая постоянно хохотала.

Странно, но Федору было приятно.

И вчера, только уже поздно вечером, произошла еще одна история, следы которой разбросаны по всему Федорову телу.

По приезде в лагерь Федор ввел в практику стремительные ночные походы. Мастер по спортивному ориентированию, Федор очень любил лес и никогда его не боялся. Ни темного, ни светлого, дневного. Этому же он хотел научить вверенных ему городских бедолаг.

Плюс еще одна, не лежавшая на поверхности идея: днем дети бегают по хозяйству, их муштруют на строевой, они занимаются в трех кружках. К вечеру они ног не чуют, тем более что спать днем, в «тихий час», считается «западло».

(Насчет «западло» – отдельная тема. Такой причудливой – но жестко исполняемой! – смеси «понятий» и «законов» Федор и у взрослых зэков не видел. А он на многое в этой жизни насмотрелся: отец был заместителем начальника колонии строгого режима. Так, например, дети не ели красных фруктов. За «козла» дрались не на жизнь, а на смерть. За базар, даже случайный, держали ответ по всей строгости. Но это – мелочи. Беда в том, что таких «законов» были сотни и нарушивших, даже по незнанию, ожидали большие неприятности, а то и несчастья.)

Так вот, уже уставших детей Федор вечером вел в лес. Встречать рассвет, печь картошку, петь песни под гитару. Ребятам нравилось все: и рассветы, и песни, и картошка. Хотя Федор отдавал себе отчет в том, что больше всего им нравится внимание к собственным персонам, которого они поголовно недополучили (а некоторые и вовсе не представляли, что это такое, когда ты кого-то интересуешь! Не как свидетель или участник происшествия, не как объект сексуальных домогательств, вообще не как деятель, а просто как одушевленное существо).

Ребята в таких походах словно оттаивали и расслаблялись душой. А Федор убивал еще одного зайца: умученный днем и окончательно ухайдаканный ночью, «контингент» уже в принципе не был в состоянии отмочить что-то необычайное.

Толмачев такую практику в высшей степени одобрил, даже разрешил Федору днем отсыпаться в закрывающейся на ключ бытовке.

Вчера основная группа ребят, включая Ангела и Хоря, подалась вперед, к костровой поляне. Федор же с Королевой, еще двумя девочками и Васькой подзадержались: они пошли к поварихе за большой сковородой, решив сварганить на костре картошку с грибами.

Когда вышли за территорию, идущих впереди ребят было не только не видно, но и не слышно. Они шли впятером по широкой лесной тропе. Мягкая земля скрадывала шум шагов.

Федор покосился на идущую рядом Олю. Обычные джинсы, обычная кофточка. Обычная девчонка. А поди ж ты! Что-то в ней есть такое, королевское! Была бы она постарше. Да без прошлого!

Седых вздохнул. Он все чаще думал об Ольге. И это влечение лишь усиливалось от невозможности его удовлетворить. Вот и сейчас, вместо того чтобы вести воспитательные беседы с Васькой, сильно привязавшимся к вожатому, он молча бросает быстрые взгляды на легко ступающую рядом девочку.

«Нет! Надо завязывать! Она – обычная малолетняя проститутка. И не надо ничего себе надумывать», – приказал Федор Седых Федору Седых.

Приняв решение, он успокоился. Посмотрел вокруг. Глубоко, всей грудью вдохнул сладкий, переполненный грибным духом воздух.

Он очень любил летние сумерки. После дневного сильного дождя весь лес был чистым и влажным. Комары, злейшие его враги, сегодня напрочь отсутствовали.

Хорошо! Федор даже слегка разозлился на Ваську, беспардонно дергавшего его за рукав.

– Ну чего тебе?!

– Федор, смотри!

Седых присмотрелся в указанном пацаном направлении и заметил мелькавшие в сгущавшемся сумраке тени.

– Наши? – предположил он.

– Нет, – почему-то шепотом ответил пацан.

– А кто?

Ответ на этот вопрос он получил уже через пару минут. И – безрадостный.

На полянку вышли трое солдат. Все – выше Федора, какие-то расхристанные, даже без ремней. «С гауптвахты, что ли?» – предположил про себя Седых. Встреча, безусловно, была неприятной: в двух километрах от лагеря располагался стройбат, пользовавшийся у местных плохой репутацией.

Солдаты недвусмысленно остановились напротив них. Два славянина, один кавказец.

– Здравствуйте, девочки! – с акцентом поздоровался последний.

Федор решил, что пора брать инициативу на себя.

– Я не девочка, – усмехнулся Седых.

– А я и не с тобой здороваюсь, – резонно заметил солдат.