— Полковник, я сейчас вернусь, и тогда мы объяснимся,— и направился в номер Витковского.
Выйдя от генерала, я увидел раскрасневшегося полковника, с пеной у рта, который злобно закричал:
— Поручик, безобразие, я вам покажу!
Я подошел, дамы окидывали меня презрительными взглядами.
Я снова сказал:
— Полковник, в чем дело?
Он перебил меня:
— Я вам не полковник, а господин полковник, и надо стать как полагается!
Я хладнокровно заявил:
— Прежде всего я не поручик, а капитан. Вы любезничали с дамами, а я был занят оперативным делом и по занимаемой должности имею право вас назвать просто полковник, без добавления господин. Я — старший и личный адъютант командующего войсками добрармии генерала Май Маевского.
Куда девались его гонор, гордая осанка. Глаза полковника
расплылись виноватой улыбкой, и он невыносимо слащавым голосом начал оправдываться:
— Я вас не знаю. Конечно, по занимаемой должности вы должны быть на месте полковника генерального штаба. И я вполне вас понимаю, что вы прибыли к генералу Витковскому по оперативному делу. Я прошу извинения. Разрешите представиться и познакомьтесь, пожалуйста, с дамами.
Все улыбнулись.
Я поздоровался с ними и снисходительно улыбнулся.
— Простите, господа, я занят. До свидания.
Таких случаев было много. Все заискивали и боялись меня.
Лишь один генерал — командир Корниловской бригады оказался более стойким, но только на первый раз.
Однажды он «подтянул» меня за упущение. Узнав, что я адъютант командующего войсками, сказал: «Тем более вы должны в корне пресекать разгильдяйство, вводить дисциплину, а вы допустили, чтобы солдаты на ваших глазах дебоширили».
Пришлось «козырять» и извиняться. Мы с ним разошлись.
Но я не забыл этого генерала.
В связи с приездом английского представителя генерала Брикса Корниловская бригада выстроилась на Николаевской площади, окруженная тесным кольцом буржуазии, в ожидании приезда генерала Май-Маевского.
Май-Маевский подъехал на автомобиле и направился вдоль фронта выстроенных войск.
Я шел в двух шагах справа от Май-Маевского. Поравнявшись с тем генералом, который меня «тянул», я сделал шаг вперед к Май-Маевскому и, нагнувшись, сказал:
— Ваше превосходительство, обратите внимание на образцовую стойку.
Май-Маевский, по обыкновению, в таких случаях бросал пытливый, пронизывающий взгляд.
Едва он посмотрел на генерала, я остановился, окинул этого служаку надменным взглядом и пошел за генералом.
Прибыл Брикс на банкет.
Ко мне подсел тот самый генерал, который «тянул» меня, и со словами: «Господин капитан, простите меня,
вы на меня не сердитесь. Давайте с вами выпьем на брудершафт,— заключим мир».
Не малую выдержку мне пришлось проявить по отношению к богатым и знатным невестам.
Их было очень много и все они благосклонно относились ко мне.
Я поражался, как люди могут унижаться перед блеском и положением.
Во время парада по случаю прибытия Май-Маевского в Харьков, буржуазия нас буквально засыпала цветами.
Целая вереница фотографов, кино-операторов, тянулась хвостом за командармом.
По окончании парада, ко мне подошел городской голова Харькова: «Господин капитан, мои дочери просили вас уделить им внимание. Хоть бы 5—10 минут», — добавил он умоляюще.
Я сослался на неотложную работу и уехал с Май-Маевским.
Всю дорогу я мысленно смеялся над чудаком.
Некоторые профессора любезно дарили мне свои научные произведения с надписью «от автора».
Да, аксельбанты адъютанта действовали магически. Подхалимничали не только перед «самим», но и перед адъютантом.
БЕЛЫЕ ГЕНЕРАЛЫ
Штаб ген. Май-Маевского находился в сердце Донбасса— в Юзовке. Генерал старался удержать в своей власти угольный район и, не считая средств и жертв, вырывал с корнем, как он выражался, «пролетарский дух». За малейшую симпатию к советской власти людей расстреливали и вешали. Контр-разведка раскинула густую сеть по всей территории, занятой Добрармией. Горнопромышленники, вернувшиеся к своим заводам и шахтам, особенно кровожадно издевались над рабочими. Под угрозой смертной казни, за ничтожные гроши их заставляли работать с утра до поздней ночи в шахтах, на заводах и на транспорте. Отказ работать рассматривался Май-Маевским как призыв к восстанию; участь таких несчастных решала пуля или петля.
На кровавом фоне белогвардейщины вырисовывалась грузная, высокая фигура генерала Май-Маевского.
Он сидел в кабинете и смотрел из окна на горизонт, откуда доносился гул орудийной канонады.
— На пепле развалин строится новая единая, неделимая Россия, — убежденно сказал он, внимательно разглядывая цветные флажки, расположенные кольцеобразно на оперативной карте. Затем отдал распоряжение своему штабу перейти на станцию Криничную.
Май-Маевский поставил дело крепко: стоило ему нажать клавиши правления, как под мастерскую игру генерала плясали и правые и левые. Уезжая на ст. Криничную, генерал был спокоен за тыл.