Адъютант императрицы

Орлов размахивал кием, Потемкин увертывался от ударов, но князь наступал на него с возрастающим ожесточением; кий свистел в воздухе и если удары попадали мимо, то это следовало приписать не столько ловкой увертливости Потемкина, сколько бешенству князя, которое почти ослепляло его.

Потемкин обнажил шпагу и принял оборонительную позу, тогда как Бередников в ужасе подскочил к Орлову, чтобы схватить его за руку, а придворные дамы и кавалеры, состоявшие на дежурстве, в испуге громко звали на помощь.

Потемкин отбил жестокий удар, и кий расщепился о лезвие шпаги; однако Орлов наступал на противника, крича:

– Этого дерзкого раба надо убить, убить до смерти, как бешеную собаку!

– Вы видите, ваше превосходительство, – сказал Потемкин Бередникову, которого Орлов отшвырнул в сторону, – что я только защищаюсь; но, клянусь Богом, мне не остается ничего иного, как покончить с этим безумцем!

Орлов дрался с возрастающим бешенством. Потемкин также начал серьезно действовать своим оружием; он пытался ранить в руку своего врага, чтобы сделать его неспособным к драке, но, вероятно, переходя к наступлению, не уследил за неправильными движениями Орлова, потому что жестокий удар князя не был отбит им во время и расщепленный конец бильярдного кия попал ему в лицо. С громким криком боли прикрыл он рукою глаз и, опустив шпагу, прислонился к борту бильярда. Подскочивший Бередников также с обнаженной шпагой, прикрыл собою Потемкина, лицо которого в один миг залилось кровью.

В эту минуту в бильярдную вошла императрица.

– Что здесь происходит? – воскликнула она, сверкая глазами. – Обнаженные шпаги, здесь, пред моим порогом?

– Обнаженные шпаги! – подхватил Орлов, который, несмотря на свое слепое бешенство, прекратил нападение при виде императрицы. – Это – не шпага, а только палка, которой я проучил наглеца, как он этого заслуживал. И заметьте все, стоящие здесь вытаращив глаза, что так будет с каждым, да, с каждым, который осмелится выступить против Григория Орлова и перебить ему дорогу.

Он швырнул на пол обломок бильярдного кия, наскоро поклонился императрице и опрометью кинулся вон.

Безмолвно стояли присутствующие, императрица была бледна; ей понадобилось несколько секунд, чтобы снова овладеть собою, но потом она холодно и строго спросила:

– Что значить эта неслыханная сцена? Что значат эти шпаги, обнаженные против князя?

Бередников дрожащим голосом рассказал о том, что произошло, уверяя, что как Потемкин, так и он, прибегли к оружию единственно в защиту от нападения Орлова.

– О, Боже мой! – воскликнула императрица, только теперь снова обернувшаяся к Потемкину. – Ты окровавлен, Григорий Александрович, ты ранен? – Она поспешила к нему, заботливо отвела его руку от залитого кровью лица и тотчас отшатнулась в ужасе с криком испуга: кровавый рубец шел ото лба через щеку, причем глаз был сильно поврежден – О, Боже мой, какое несчастье, – продолжала государыня. – Я расследую потом, что здесь произошло и по чьей вине, а теперь скорее, скорее позовите моего лейб-медика!

Пока несколько придворных кавалеров бросились за доктором, императрица оторвала свой кружевной рукав и стала обтирать им кровь с лица Потемкина; забота любящей женщины заставила ее позабыть обо всем, и присутствующие, которые могли заключить из этого усердия, что Потемкин все-таки одержал победу в борьбе за благоволение императрицы, поспешили обнаружить еще больше старания помочь раненому.

Потемкин собственноручно повязал себе лоб кружевной тканью с одежды императрицы, прикрыв ею раненый глаз, после чего преклонил колено и поцеловал государыне руку.

Мрачно стоял Бередников в стороне.

– Боже мой, – тихо промолвил он про себя, – в каких руках находится судьба русского народа! – Потом генерал подошел к Екатерине Алексеевне и произнес: – ваше императорское величество, вы еще не дали мне никакого приказа насчет того, как поступить с покойником, кровь которого обагрила пол в темнице шлиссельбургской крепости.

Екатерина Алексеевна, склонившаяся над Потемкиным, подняла голову, взглянув на Бередникова, ответила:

– Это страшное, роковое дело не должно быть облечено тайной. Велите составить протокол о случившемся; весь свет должен узнать, что и как произошло; тело убитого должно быть выставлено в шлиссельбургской крепости, чтобы каждый имел к нему доступ и мог воздать последний долг почтения несчастному, который не виновен в том, что некогда был провозглашен императором вопреки законам страны. Обоих убийц следует заковать в цепи и немедленно представить в суд; они пролили священную кровь из рода исконных царей России и не должны остаться безнаказанными.

– Это невозможно, ваше императорское величество! – суровым голосом возразил Бередников. – Поручиков Улузьева и Чекина нельзя предать суду и подвергнуть каре, потому что они сделали то, что предписывал им служебный приказ.

Екатерина Алексеевна с полминуты стояла в молчаливом раздумье, а затем сказала: