Адъютант императрицы

— Моя дорогая, сияние нашей любви никогда не померкнет из‑за жалкого золота, перед властью которого преклоняются только пошлые души. Да, я верю тебе. Клянусь тебе, что я не расстанусь с тобой, и клянусь также, — прибавил он, поднимая руку к небу, — что я стану бороться за нашу любовь. Я противопоставлю судьбе человеческой ум и волю, и Бог, пробуждающий любовь в человеческих сердцах, будет со мною. Я одержу победу ради тебя и своей любви, и высокомерные люди, которые презирают теперь бедного подпоручика, будут принуждены пресмыкаться во прахе у моих ног. Я знаю путь, который должен привести меня к величию, власти и славе.

Его голос звучал какой‑то странной, пророческой торжественностью.

Госпожа Леметр боязливо попятилась.

Аделина смотрела счастливыми, сияющими глазами на своего Василия. Однако смелый, капризный задор, оживлявший раньше ее лицо, теперь пропал; святое воодушевление сияло в ее чертах. Она напоминала героиню, готовую вступить в священный бой вместе со своим возлюбленным.

— Прощай, моя Аделина, — воскликнул Мирович, — вскоре ты услышишь обо мне!

Он заключил ее в объятия, наклонился к ней и слил свои горячие уста с ее устами.

— Эхо уж слишком, милостивый государь, — воскликнул Фирулькин, стоявший до сих пор в. стороне, колеблясь между гневом и страхом. — Это уж слишком: вы осмеливаетесь целовать мою невесту в моем присутствии!

Вне себя кинулся он, чтобы оттащить его от Аделины.

Мирович выпустил девушку из объятий. Не говоря ни слова, оттолкнул Фирулькина с такою силой, что тот, покачнувшись, упал на стул. В следующий момент молодой человек исчез, и было слышно только звяканье его шпаги по лестнице.

— Неслыханно, неслыханно! — воскликнула госпожа Леметр. — Прошу вас, почтеннейший господин Фирулькин, простите эту возмутительную выходку: я тут ни при чем.

— Оставим это, оставим, мадам Леметр, — ответил Фирулькин, — это заблуждение юности, больше ничего. Да, заблуждение, которое мы позабудем…

— Я уже объяснилась с вами, господин Фирулькин, — холодно и твердо произнесла Аделина, — и никогда, клянусь Богом, не изменю своего решения. Жестокая судьба может разлучить меня с моим возлюбленным, но я буду хранить ему верность и никогда — слушайте хорошенько! — никогда не протяну вам своей руки!

Она поклонилась мимоходом и прошла в соседнюю комнату, где на столах и стульях были разложены принадлежности ее костюма для вечернего спектакля в Зимнем дворце.

Девушка заперла за собою дверь и посреди мишуры, в которой ей предстояло вечером веселить двор императрицы, опустилась на колени, в усердной молитве ища утешения своему горю.

Фирулькин между тем успокаивал дрожавшую от негодования госпожу Леметр, которая боялась, что неожиданно разыгравшаяся сцена может оттолкнуть такого богатого и завидного жениха.

— Кто не хочет иметь соперника, — промолвил он со своей слащавой, самоуверенной улыбкой, — тот должен довольствоваться тем, что никому не нужно. Маленький шип возвышает прелесть розы, а Петр Севастьянович Фирулькин может справиться со всеми соперниками. Мирович кажется мне опасным; какие дерзкие, кощунственные речи вел он о нашей всемилостивейшей императрице, да хранит ее Господь! — прибавил гость, набожно крестясь. — Но у Петра Фирулькина везде есть друзья; этого Мировича можно быстро сделать безвредным, а я все‑таки тем временем стану готовиться к свадьбе с милейшей Аделиной.

Он поцеловал руку госпожи Леметр, обещал на прощание вскоре заглянуть и покатил домой в своем легком экипаже.

IV

Вскоре после того, как Петр Севастьянович Фирулькин укатил в свой отделанный с княжеской пышностью особняк на Большой Морской, пустынные улицы Петербурга начали вновь оживляться. Зажиточный слой среднего сословия и не состоявшее на придворной службе дворянство вернулось с военного парада обратно, тогда как простой народ оставался еще там, чтобы воспользоваться бесплатными развлечениями, устроенными императрицей.

А сама Екатерина Алексеевна? Она сначала поехала медленно, но потом пустила свою лошадь в галоп, и блестящая пестрая императорская кавалькада помчалась так быстро обратно в столицу, что неповоротливая карета ландграфини Гессенской не могла следовать за нею и наконец осталась позади с назначенными при ней шталмейстерами и кавалерами, к великой досаде их, а также обеих августейших девиц, которые осыпали горькими упреками свою сестру Вильгельмину, скакавшую сейчас возле великого князя следом за императрицей.

Ни один из экипажей не успел въехать в город, как Екатерина уже остановила своего взмыленного иноходца перед главным подъездом Зимнего дворца.

С быстротою молнии спрыгнул Потемкин и, отстранив дежурного шталмейстера, стал держать стремя императрицы, протянув ей также руку, чтобы помочь сойти.

— Ваше императорское величество, — сказал он, — позвольте вашему генерал–адъютанту, который был обречен так долго жить вдали от своей повелительницы, оказать вам сегодня и эту услугу.

Екатерина Алексеевна глянула прямо в пламенные глаза Потемкина.