Яик хотя далеко уступает в величине Волге и Дону, однако в истоке своем катит светлые зеленые волны по гористому ложу стремительнее. Вскоре он поворачивает к западу, к горному хребту Общий Сырт, а отсюда, снова меняя направление, течет через широкие степи и впадает наконец в Каспийское море. На равнине бег реки становится ленивее; здесь по обоим берегам простираются широкие луга и пастбища, удобряемые весенними разливами.
У берега Каспийского моря Яик, разделяясь на многие рукава, образует дельту, с тучными пастбищами, но вместе тем и негостеприимными болотами. На восточной стороне этой дельты, у главного рукава яицкого устья стоит город Гурьев. Уже во времена императрицы Екатерины Алексеевны он был сильно укреплен и располагал значительным гарнизоном.
Город окружали заросли камыша, простиравшегося на целые версты и достигавшие густоты и высоты леса. Эта своеобразная растительность почти заслоняла собою бастионы и валы крепости, откуда можно было добраться до свободных пастбищ только по дороге, прикрытой наружными укреплениями.
В самом устье дельты лежала станица Сарачовская.
Различные казачьи ватажки, ходившие по Южной Руси, представляли первоначально группы русичей, которые соединялись вместе для защиты от монгольских набегов. Они никогда не слагали с себя оружия; летом частью кочевали, частью, устраивая набеги на степь, занимались грабежом и разбоем, тогда как зимой обыкновенно искали более прочных жилищ по берегам рек или по склонам гор, куда постепенно стали возвращаться ежегодно, обратив свои становища в укрепленные поселки.
Яицкие казаки зимовали по берегам этой реки еще в шестнадцатом столетии, а летним их промыслом был преимущественно лов рыбы и разбой на Каспийском море. Во время походов Петра Великого они занимали уже прочное место в отдельных частях русского войска и отличались безумной храбростью, но зато сильно противились всякой регулярной организации. Они любили войну и соблазнялись лакомой добычей, но хотели только по свободному выбору нести воинскую обязанность. Особенно несносным бременем считали для себя казаки возложенную на них правительством обязанность защищать границы, так как им приходилось поставлять в русскую армию сильные отряды, которые при военных действиях против турок, пруссаков или шведов — стягивались на каком‑либо рубеже государства. Действительно, первоначально им было даровано право откупаться за деньги от этой повинности, а следовательно, и от правильной военной службы; но так как яицкие казаки становились все зажиточнее, благодаря доходам со своих богатых поемных лугов по берегу реки и процветающему здесь скотоводству, то это право выкупа стало приобретать все большее распространение; наконец применение его так участилось, что правительство лишилось всякой пользы в военном деле от казаков, потому что недостаток в солдатах совсем не уравновешивался незначительными выкупными суммами. И вот когда императрице Екатерине понадобилось во время войны с турками, равно как для занятия Польши и наконец для наблюдения за шведской границей, все больше и больше войск, право выкупа было уничтожено. Казаки были в высшей степени озлоблены этим произвольным ограничением своих старинных привилегий; много раз случалось, что отдельные станицы прогоняли правительственных чиновников и что все назначенные для набора молодые люди убегали в болота и степи, причем правительству становилось хуже прежнего, так как оно не получало теперь ни новобранцев, ни выплачиваемых раньше выкупных денег.
Пришлось поневоле решиться на более строгие меры. В Оренбург был назначен князь Вяземский, и, после того как гарнизоны всех крепостей были значительно усилены регулярными войсками, хорошо обученной пехотой и артиллерией, он отнял у некоторых казаков их пастбища, на которых основывалось всё их богатство. Он обещал прощение императрицы, если казаки тотчас выставят целый полк солдат и не станут противиться в будущем рекрутским наборам.
В Гурьев прибыл генерал фон Траубенберг [18], лифляндец родом, для набора рекрутов из отдельных станиц, на что казаки согласились, хотя и неохотно, чтобы получить обратно свои выпасы.
В станице Сарачовской, как и по всем местам по течению реки, при данных обстоятельствах тоже было сильное брожение умов. Станица состояла из дворов, довольно далеко отстоящих один от другого; низкие хаты были окружены сеновалами и амбарами для хранения садовых плодов; дальше стояли большие и малые навесы для защиты стад в суровое время года, а сами эти стада паслись кругом на роскошных низменных лугах.
Вечернее солнце отражалось в желтоватых, медленно текущих волнах реки. У самых берегов поднимались громадные заросли камыша, почти такие же высокие и густые, как и у Гурьева, укрепленные башни которого выступали вдали из волнующегося зеленого моря.