Адъютант палача 3 (СИ)

Прихожу в сознание рывком, если так можно выразиться. Только что была темнота с вереницей непонятных образов, и вдруг я очнулся. Первое ощущение — это сухость во рту и дёргающая боль в левой стороне тела. Немного полежав, понимаю, что болит ключица и бок. Далее осторожно поворачиваю голову, но никаких неприятных ощущений не испытываю. Осматриваю светлое помещение и усмехаюсь. Дело в том, что напротив моей кровати, развалившись на стуле, похрапывает Янка. Судя по бедному интерьеру комнаты, меня положили в больницу. Оно и к лучшему, хоть какой-то врачебный надзор. Правда, местные эскулапы часто ставят меня в тупик. Несколько лет через прессу и специальные брошюры я продвигал правила обычные для моего времени постулаты. Главное — асептика, которую многие не хотели признавать. Даже после доказательства правоты покойного Земмельвейса, в медицинском сообществе находились идиоты, предпочитавшие упорствовать и рисковать жизнями пациентов. Но сейчас мне точно не до них.

Пытаюсь попросить Пырха дать мне воды, но вместо слов из горла вырывается подобие вороньего карканья. К своей чести, полешук среагировал моментально, аж подскочив на стуле. Его серые глаза впились в моё лицо, а на губах появилась глуповатая улыбка.

— Ваше Сият…

— Пить, — перебиваю Янку и откидываю голову на подушку.

— Сей момент, — засуетился Пырх.

Судя по звуку, он встал со стула и начал суетливо набирать воду в стакан из графина. Наконец, живительная влага прокатилась по горлу и ухнула в желудок. Мне сразу стало легче, хотя боль от ран заставляла постоянно морщиться. Пырх тем временем начал вываливать на меня информацию.

— Хорошо, что остолопы–охранники додумались привезти вас в военный госпиталь. Повезло, что на месте был профессор Пирогов, он и провёл операцию, вытащив из вас две пули. По словам доктора, кости не задеты и вам повезло. Я вызвался сидеть здесь вместо санитаров, а то уж больно рожи у них наглые. Могут ведь бросить вас и завалиться спать. Только и узнал, что после операции может быть плохо после эфира, и надо больше пить. Сейчас сбегаю, спрошу, есть ли кто из докторов. Может, сам Николай Иванович уже прибыл, хотя, ещё рановато.

— Стой! — произношу с трудом, — что с Агнешкой?

— Всё хорошо! Её сиятельство навещала вас, и хотела остаться, но я уговорил её вернуться домой. Думаю, уже скоро пани будет здесь. Немец же по городу бегает, ведь террориста наши дурни на месте пристрелили. Вот и надо по горячим следам найти какую-нибудь зацепку.

— Иди, отдохни, пусть санитар здесь посидит. Я пока попробую поспать, чего-то в сон клонит.

Последней мыслью перед тем, как я провалился в тяжёлое забытье, была забавная ситуация с Пироговым. Наши идиотские власти после Крымской войны сделали всё, чтобы не давать русскому гению работать. Куда только его не пытались сбагрить, лишь бы талантливый и честный человек не мешал людям делать гешефты. Благо, Муравьёв послушал мой совет, и ценой огромных усилий вернул доктора из провинции, буквально продавив его назначение в Николаевский военный госпиталь. Уж очень был зол на Пирогова император, которому не понравилось слушать правду о состоянии дел в войсках и медицине. Все эти годы я оказывал Николаю Ивановичу поддержку. Он даже ведёт свою колонку в «Санкт-Петербургских ведомостях», пользующуюся большой популярностью у прогрессивной публики. Кроме того, мы с Мосоловым начали издавать журнал «Эхо планеты», где Пирогов также периодически печатал свои статьи. Заодно я составил ему протекцию и оплатил издание целого учебника по хирургии. А теперь он меня спас.

Просыпаюсь и понимаю, что чувствую себя гораздо хуже. Раны всё так же дёргает от боли, голова тяжёлая, и я не могу толком пошевелиться. Чувствую, что в палате я не один, поэтому поворачиваю голову и пытаюсь выдавить улыбку, увидев, кто пришёл. Серые глазищи, полные слёз, смотрят на меня с надеждой. Но супруга дама неглупая, и поэтому сразу напоила меня достаточно вкусной водой. Или для меня сейчас любая влага сродни амброзии?

— Янка, — произносит Агнешка не оборачиваясь, — Зови доктора, и побыстрее.

Когда дверь за Пырхом захлопнулась, жена осторожно взяла меня за руку.

— Всё будет хорошо! Николай Иванович сказал, что сон — лучшее лекарство, и тебя нельзя беспокоить. Лежи и молчи, я просто посижу рядышком.

Сжимаю тонкие пальчики и смотрю на свою любовь. Как же мне с ней повезло! Почти семь лет вместе, ждём третьего ребёнка, но я даже мысленно не представляю себя без этой женщины. Хотел сказать, что-то утешающее, но нас прервали. Невысокий человек с роскошными бакенбардами и не менее монументальной лысиной, стремительно вошёл в палату. Агнешка сразу встала со стула, уступая место гордости русской медицины.

* * *