Адмирал Эндрю Каннингхем

Тогда Каннингхэм направил французскому адмиралу письмо личного характера, в котором убеждал его отказаться от опрометчивых действий. Наконец, в 17.30 английский командующий получил известие, что на французских кораблях начали сливать топливо и свинчивать боеголовки с торпед. Полчаса спустя пришла радиограмма с известием, что эскадра Сомервилла открыла огонь по французскому флоту в Мерс-эль-Керибе. В 20.15 поступило сообщение из Адмиралтейства с припиской Черчилля: «Адмиралтейство в курсе, что на французских кораблях сливают топливо. Сокращение экипажей, особенно старшинского состава, должно начаться немедленно посредством высадки их на берег или перегрузки на транспорты, и завершиться до наступления темноты. Возражения не принимаются».

Эта критика заставила Каннингхэма «скрипеть зубами от ярости». В Лондоне явно были недовольны слишком медленным развитием событий и совершенно не отдавали себе отчета в том, насколько напряженная и взрывоопасная ситуация царила в александрийской гавани. Каннингхэм немедленно собрал флагманов на борту «Уорспайта» и ознакомил их с последними новостями из Лондона и Орана. Он также сообщил им. что намерен принять, по его мнению, единственное правильное на тот момент решение — игнорировать приказ из Лондона. Все, без исключения, с ним согласились.

Ночью Годфруа получил полную информацию о трагедии в Мерс-эль-Керибе. Он прекратил слив топлива и приказал экипажам оставаться на кораблях. Начальник штаба флота Алджернон Уиллис отправился на французский флагман урезонивать Годфруа. У них получился длительный и очень болезненный диалог никакие уговоры или угрозы применения силы не произвели на французского адмирала должного впечатления. Прослышав об ультиматуме, предъявленном французскому флоту в Мерс-элъ-Керибе и получив приказ своего командования выйти в море любой ценой, применив силу, если потребуется, он теперь наотрез отказывался продолжать слив топлива и отпустить матросов со своих кораблей. Теперь Годфруа уже отказывался выйти в море и добровольно затопить свои корабли на глубокой воде. Он кричал, что если ему не позволят выйти из бухты, он станет пробиваться силой, хотя прекрасно понимал, что это приведен: сражению. Он дошел до того, что обещал потопить свои корабли прямо в гавани, если к ним попробуют применить силу, заверяя в то же время, что он сделает это максимально удобным для англичан способом Словом, Годфруа был на грани истерики и едва контролировал свои слова и поступки.

На рассвете 4 июля Каннингхэму доложили, что на французских кораблях расчехляют орудия и разводят пары. Эскадра Годфруа готовилась с боем прорываться в открытое море. Это был самый драматический момент. Буксиры уже начали разворачивать стоявшие на якорях британские линкоры так, чтобы они получили возможность вести стрельбу по французским кораблям полными залпами. Эсминцы и подводные лодки получили приказ выпустить торпеды во французские корабли, если те начнут двигаться к выходу из гавани или откроют огонь.

Однако, несмотря на нервное напряжение предшествующего дня и две бессонные ночи, английский командующий не потерял способности действовать хладнокровно и расчетливо. Он знал, что пройдет 6–8 часов прежде чем французские корабли разведут пары в смогут стронуться с места. По поручению Каннингхэма Ройер Дик быстро набросал текст обращения ко всем французским офицерам и матросам, в котором заклинал их воздержаться от безрассудного кровопролития и сообщал условия сдачи, предложенные английским правительством. Текст обращения несколько раз передали семафором всем французским кораблям. Каждому английскому кораблю Каннингхэм поручил «шефство» над соответствующим французским кораблем с тем, чтобы их командиры и офицеры убедили бывших союзников принять разумное решение.

На рейде Александрии засновали катера и шлюпки. На палубы и мостики французских кораблей высыпали люди. Там начались настоящие митинги. Около полудня Канмингхэм, стоявший все это время на мостике «Уорспайта», увидел, что командиры кораблей французской эскадры собираются на борту их флагманского крейсера. Примерно час спустя английского командующего известили, что Годфруа желает с ним встретиться. Каннингхэм тут же согласился его принять. Адмирал Годфруа, бледный, звенящим от нервного напряжения голосом сообщил, что он вынужден подчиниться превосходящей силе. После этого адмиралы без проблем договорились о порядке слива топлива с французских кораблей, выгрузке боезапаса и списании экипажей на берег.

«Никогда в своей жизни», — писал Каннингхэм, — «я не испытывал такого всепоглощающего чувства благодарности и облегчения, как при заключении этого соглашения, и то же чувство испытал каждый офицер и матрос нашего флота. Мы всей душой стремились избежать любого конфликта с нашими союзниками. Большую роль в предотвращении непоправимого сыграли наши командиры кораблей, побывавшие на французских кораблях».