Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921-1943 гг.

С американской точки зрения самый важный результат уничтожения самолета с Ямамото — психологический шок, который пережил японский народ, особенно высшие эшелоны императорского флота.

В деловых кругах многие втайне надеялись, что Ямамото сумел бы привести войну к концу; среди них разочарование также было велико. Спустя некоторое время после государственных похорон Мацумото Санкичи посетил Исибаси Танзан (впоследствии премьер-министр) в редакции журнала «Тоио кейзай симпо».

— Невероятно жаль Ямамото, — сказал Исибаси с убедительным спокойствием. — Я лично никогда с ним не встречался, но, сказать по правде, у нас была туманная идея, что он мог бы взять дела в свои руки после войны. Видите ли, если к власти приходит человек с таким блестящим военным прошлым, общество вынуждено примириться со своим разочарованием — очень просто: возникает мысль — ведь это адмирал Ямамото, и он во всем виноват. Сам факт, что его окрестили пробританским и проамериканским еще до войны, сработал бы в его пользу, так нам представлялось, в попытке выковать единый настрой общества в послевоенный период.

5

Траурная церемония похорон Ямамото состоялась в парке Хибия, в центре Токио, 5 июня 1943 года — в тот же день и месяц, что и похороны адмирала Того Хейхачиро девять лет назад. Председателем комиссии по похоронам назначили Йонаи Мицумасу, главным распорядителем Сиозаву Коичи; и он, и Йосимаса, главный плакальщик, были в синтоистских одеждах и шляпах, а вдова Ямамото, Рейко, в строгой одежде, вроде той, что носят придворные дамы.

В 8.50 утра члены команды «Мусаси» выносят гроб Ямамото, задрапированный белой тканью, из помещения в Морском клубе, где он был выставлен для прощания, и устанавливают на черном орудийном лафете, стоявшем перед главным входом.

Возглавляемая морским оркестром, под «Похоронный марш» Шопена процессия спускается по склону от Морского клуба, поворачивает направо, проходя прямо перед домом Чийоко в Камийячо, и медленно движется через перекресток Тораномон и район Учисайвай. Людей на трибуне, построенной на обочине для особых знакомых покойного, раздражала назойливость фоторепортеров: догадываясь, что где-то и Чийоко, они всё старались ее сфотографировать.

Повернув за угол у здания морского министерства, процессия прибыла на место проведения церемонии похорон в парке Хибия в 9.50. Ватанабе Ясудзи нес меч, полагавшийся Ямамото согласно его посмертному рангу адмирала флота; Великий орден хризантемы нес Мива Йоситаке. Мива лежал в госпитале с лихорадкой денге, которую подхватил на Рабауле, но, невероятно изможденный, настоял на своем участии в похоронах. Положил коробку с наградами на алтарь — и тут же потерял сознание и упал. Алтарь и другие сооружения, присущие церемонии японских похорон, построены из дерева, не покрытого лаком, с черно-белыми полосатыми шторами — сочетание цветов, порожденное букетом роз, присланных Муссолини. Военным персоналом, присутствовавшим на похоронах, распоряжался генерал Доихара Кендзи, а среди примерно полутора тысяч присутствовавших — премьер-министр Тодзио и многие другие, кого сам Ямамото вряд ли желал бы видеть.

Представители императора, императрицы и вдовствующей императрицы отдали дань уважения; за ними следовали другие члены императорской семьи или их представители. Затем двадцатидвухлетний главный плакальщик, в очках, вышел вперед в своих соломенных сандалиях и принес веточку священного дерева Синто; как только он проделал это, военный оркестр в энергичном темпе сыграл первые восемь строк флотского церемониального марша «Жертвуя своей жизнью» и прозвучал пушечный салют из трех залпов.

В тот день десятки тысяч простых граждан пришли отдать покойному свой последний долг. Когда все закончилось, половину пепла Ямамото увезли на автомашине на кладбище Тама, на самой окраине Токио, и похоронили рядом с могилой адмирала Того.

Другая половина его пепла прибыла домой 7 июня. Старшей сестре Ямамото, Такахаси Казуко, уже семьдесят восемь лет, и она ходила с сильно согбенной спиной. За четыре дня до государственных похорон, 1 июня, она доехала до Токио с помощью близких родственников и привезла два матерчатых свертка с пирожными и другими деревенскими деликатесами — брат всегда так любил поесть, обожал сладости. Спустя неделю, когда кончилась официальная церемония и она вернулась домой вместе с Рейко и своими племянниками и племянницами, — там, казалось, успокоилась и, прижимая к себе урну с прахом брата, произнесла:

— Не волнуйся, Исо, теперь я буду присматривать за тобой!