Адмирал Канарис

Как и подавляющее большинство его товарищей, Канарис был монархистом. Нельзя, однако, сказать, что это были его политические убеждения. Вопрос о целесообразности той или иной формы государственного устройства никогда не вставал всерьез ни перед сыном промышленника, ни перед профессиональным офицером. Офицеры кайзеровского флота испытывали глубокую привязанность к Вильгельму II, который проявлял такой живой интерес к флоту и так интенсивно занимался его созданием. В молодом флоте это чувство было продиктовано не вековой традицией, а почти личной привязанностью каждого офицера к своему полководцу. Эта верность не становилась меньше оттого, что в кругах морских офицеров более отчетливо видели слабые стороны кайзера, чем в других частях общества. Тем мучительнее и неприятнее было для морских офицеров бегство кайзера за границу; самые мыслящие из них, в том числе и Канарис, восприняли это как дезертирство. Потому что военная присяга — эта присяга родине — была по сути дела не односторонним изъявлением воли, а взаимным договором, который благодаря обращению к богу был окружен ореолом святости и нерушимости и поэтому предполагал верность за верность. Выводы относительно бегства кайзера и природы военной присяги, к которым Канарис пришел в конце 1918 г., очевидно, позволили ему много лет спустя, в 1934 г., составить более ясное суждение о присяге фюреру, который после смерти Гинденбурга был в нарушение конституции навязан вермахту при поддержке Бломберга. Во всяком случае, Канарис позднее не прятался за присягу человеку, который ее сам постоянно нарушал, когда опасность, нависшая над отечеством, заставила его восстать против преступного режима.

Однако вернемся к ситуации, сложившейся в Киле в ноябре 1918 г. Монархия рухнула, дисциплина на флоте пошатнулась. Даже для экипажей маленьких крейсеров и миноносцев, на которые вначале не распространился мятеж с линейного флота, а также для экипажей подводных лодок, которые вернулись домой в полном порядке и безукоризненно повиновались своим офицерам, не могли бесследно пройти подстрекательство и травля со стороны красных агитаторов. В хаосе, вызванном поражением и революцией в Киле, депутат от социал-демократической партии Носке казался единственным, кто может восстановить порядок. Многие из товарищей отвергли мысли о сотрудничестве с «соци». Другие предпочли вообще снять морской китель — либо потому, что были экономически независимы и имели возможность перейти на гражданскую службу, либо предпочли покинуть родину, которая не оказала почестей вернувшимся воинам, чтобы искать счастье в других странах. Канарис мог бы благодаря своему положению и связям своей семьи без труда пойти по первому пути, а его знание других стран и иностранных языков могли бы облегчить ему преуспевание и за пределами Германии. Но он ощущал слишком глубокую связь со своей профессией и слишком большой долг перед отечеством, чтобы хоть на мгновение подумать об отъезде. Он не ломал себе голову размышлениями о социальной и политической подоплеке революции. Он видел беспорядок, который был ее следствием, и предвидел дальнейшие тяжелые потрясения, если она не будет быстро локализована. Поэтому он без особых колебаний присоединился к крупице порядка, который начал формироваться вокруг Густава Носке.

В первой половине января 1919 г. мы видим Канариса в Берлине. Как и многие офицеры морского флота и сухопутных войск, он не хотел ударить в грязь лицом в борьбе против «Спартака». В Берлине такое творится! Только что совет народных комиссаров сместил «независимого» начальника полиции Эйхгорна, но назначенному на его пост социал-демократу Эрнсту трудно взять под свое руководство аппарат полиции в имперской столице, которая потрясена событиями последних недель. Борьба за красный дом на Александерплатц вырождается в перетягивание каната между СПГ, партией независимых и «Союзом Спартака». Левые радикалы господствуют на улицах Берлина. Все газеты, которые не стоят на стороне «Спартака» или партии независимых, по нескольку дней не выходят. Их редакции и типографии заняты красными матросами (очень многие бойцы так называемой народной морской дивизии на самом деле никогда не служили во флоте и носили морскую форму, не имея на это права) и радикальными представителями рабочего класса, а также преступными элементами, которые использовали революцию для прикрытия грабежей и погромов. Радикалы предпринимали все усилия, чтобы помешать провести выборы в национальное собрание, назначенные на 19 января. Они хотели напрямик, минуя парламентскую систему, ввести государство советов по русскому образцу.