Адмирал Канарис - "Железный" адмирал

И уж конечно горе было тому сотруднику абвера, который не оказывал должного почтения «песикам» шефа, которых тот привел с собой на службу через несколько дней после вступления в должность. Теперь две жесткошерстные таксы — Зеппель и Сабина — сопровождали Канариса каждое утро, когда он выходил из черного служебного «мерседеса», доставлявшего его на набережную Тирпица. И хотя собаки нередко делали лужи прямо в его кабинете, он не только терпел их, но и считал главными утешителями в жизни. Случалось, Канарис запирался в кабинете и принимался играть с собаками, наплевав на служебные дела.

цы были заполнены пространными сообщениями о его собаках... Несколько раз он снова и снова пишет, что собака лучше женщины».

Обе таксы отправлялись с хозяином даже в служебные командировки. В отелях Канарис непременно заказывал номер на двоих — на второй кровати размещались его собаки, и хозяин их бывал немало раздражен, когда замечал, что служащие отеля небрежно обходились с его питомцами. Когда же ему доводилось расставаться с собаками, то, куда бы он ни уезжал, он непременно каждый день звонил и расспрашивал, какое настроение у его собак и какой у них был стул.

В абвере рассказывали, что шеф испанской тайной полиции, подслушивавший телефонные разговоры Канариса во время его приездов в Испанию, весь извелся, не понимая, почему глава могущественной разведки каждый день звонит в Берлин и спрашивает, не страдают ли поносом или запором некие Зеп-пель и Сабина. Какое ему дело до запора у какого-то Зеппеля, когда решаются мировые проблемы?

По возвращении со службы Канарис первым делом спрашивал у адъютанта: «Как дела дома?» Но не жена и не дочери интересовали его, а одни только собаки.

Офицеры и секретарши немало потешались над причудами своего шефа, не подозревая или попросту не желая знать, что за этой экзальтированной любовью к собакам кроется личная трагедия. Канарис никогда не говорил коллегам о своей семье. Он был несчастлив в ней. Он женился на умной, образованной женщине, дочери промышленника, хорошо разбиравшейся в искусстве. Зачем? Их интересы совершенно разнились, и в семье с самого начала не было гармонии.

Оба они давно уже были чужими друг другу людьми, хотя на людях старались «всегда держаться единым фронтом», как выразилась одна их знакомая. Фрау Канарис занималась музыкой блистала в обществе и даже увлеклась антропософией. Ее муж не разделял ни ее занятий, ни ее идей, и, пусть сам он тоже был интеллектуалом (на столе в его кабинете всегда лежала стопка новых книг), верил, что жизнь людей скорее определяют звезды, чем теории «антропософствующих» умников.

Итак, Эрика бубнила о «высотах человеческого духа», а с другой стороны, как подметила другая их знакомая, была «очень капризной и колкой» бабой. Легкоранимый Канарис оставался беззащитен против ее ядовитых замечаний. Он ушел в себя и никакого участия в жизни семьи не принимал. В доме на Деллештрассе, 11, он старался бывать как можно реже: жена, встречающая ледяным взглядом, да еще и домашние концерты — младшая дочь и жена, вооружившись скрипками, принимались пиликать, терзая его нервы... Канарис радовался, только когда приходили гости. В такие часы капитан был весел, шутил...

Все остальное время он был чужим в своих четырех стенах. Отношения с дочерьми — Евой, родившейся 16 декабря 1923 года в Киле, и Бригиттой — на три года моложе — тоже не складывались. Обе они держались в стороне от других детей, не умели ни с кем сойтись и даже одевались не по возрасту. Эрика тоже была матерью неласковой, суровой. Она с трудом перенесла удар судьбы, когда у Евы выявились серьезные умственные изъяны и из обычной школы ее пришлось забрать (позднее девочку приняли в протестантскую благотворительную школу в Бетеле). Зато вторая девочка, Бригитта, нравилась матери; вдобавок она унаследовала музыкальный дар. Правда, с годами она тоже стала агрессивной занудой, и знакомым порой казалось, что у этой девочки тоже «немножко не все дома».

* * *

Итак, Канарису оставалось лишь бежать из семьи и с тем большим усердием предаваться работе. Он не ездил никуда с семьей, не любил выходные и праздники. Нет, только работа, работа! До его прихода отдел абвера вел уютную, размеренную жизнь, с появлением Канариса сотрудники скоро заметили, что их новый шеф — человек очень энергичный. Хенке, так поначалу раздосадованный заурядным обликом Канариса, быстро переменил свое мнение — всего через пару недель ему, как и другим разведчикам, стало ясно: шеф крутится сам и умеет заставить крутиться других. А главное, вряд ли кто искуснее сумеет отстоять интересы абвера перед новым руководством страны, чем Кана-рис.

Он поделился с ближайшими помощниками своими планами: абвер надо сделать ударным орудием немецкого шпионажа, важнейшей разведывательной службой рейха. И для достижения своих целей шеф был готов пустить в ход все свои дипломатические и прочие таланты.

# # *