Адмирал Канарис

В этой пропаганде правдой было то, что большая часть рядового состава и офицеров в правительственных войсках и свободных формированиях, действительно, поддерживала правительство, возглавляемое социал-демократами и находившееся под их влиянием только потому, что они видели в нем наименьшее из двух зол. Ранее уже было сказано, что Канарис в ноябре 1918 г. в конце концов примкнул к «соци» Носке только лишь потому, что видел в нем единственную надежду на восстановление государственного порядка. Так же думали очень многие из его товарищей; некоторые выходцы из старых офицерских семей относились к правительству тех дней, пожалуй, далеко не столь положительно, как он. Те же военачальники, которые видели дальше, чем молодые лейтенанты и капитаны, и которые глубже осознавали свой долг и свою ответственность, находились в затруднении. Они ведь возглавляли не регулярные войска в благополучном правовом государстве, а добровольцев в стране, где гражданская война еще далеко не была закончена. Им приходилось прилагать все свои силы, чтобы не перегружать моральный настрой войск, что могло бы создать угрозу для дисциплины и послушания.

Чтобы представить себе, насколько неустойчивой была политическая ситуация в Германии в те дни, достаточно просмотреть газеты за февраль и март 1919 г. Они все битком набиты сообщениями о попытках путчей, как с правой, так и с левой стороны, сообщениями о покушениях и стачках. Назовем наугад несколько событий: подавлен реакционный путч в Мюнхене, прусский принц Йоахим арестован в связи с этим событием, и хотя выяснено, что он не принимал никакого участия в происшедшем, он был выслан в Пруссию через баварскую границу, — сообщает, к примеру, «Франкфуртер Цайтунг» 19 февраля. Несколькими днями позже читаем сообщение о том, что Курт Эйснер застрелен в Мюнхене на людной улице лейтенантом графом Арко-Валлеем, в баварском ландтаге министр Ауэр, член социал-демократической партии, ранен выстрелами, один депутат от партии центристов смертельно ранен; результатом всего явилась всеобщая забастовка в баварской столице. Забастовки в Рейнско-Вестфальском промышленном районе, волнения в Мангейме, осадное положение во всем Бадене и так далее и тому подобное — вот маленькая антология одной недели. Не трудно представить себе, как должны были влиять эти сообщения на молодых офицеров и солдат правительственных войск. В их душе вследствие того, что они видели в уличных боях, которые велись спартаковцами всеми самыми коварными способами, вырастала слепая ненависть к левым революционерам, которая становилась еще сильнее из-за оскорблений спартаковских народных ораторов и газет, называвших их (офицеров и солдат) «гвардейцами Носке», «сутенерами реакции», «предателями народа», не говоря уже о более грубых выражениях. Для большинства солдат правительственных войск имена Либкнехта и Розы Люксембург были олицетворением врага, против которого должна быть направлена борьба. В том конце, который нашли они оба, рядовой солдат и офицер не могли видеть ничего предосудительного или достойного сожаления. В конце концов, ведь у солдат было четыре с половиной года войны за плечами, и понятия о ценности отдельной человеческой жизни за это время у мужчин на фронте существенно изменились. Также и самые мыслящие среди мужчин в «Эден-отеле», к которым принадлежал и Канарис, не могли полностью освободиться от влияния атмосферы, описанной здесь.

В любом случае ускорение судебного процесса против подозреваемых в убийстве Либкнехта и Люксембург, спровоцированное статьями в «Роте Фане», явилось серьезным испытанием надежности войск.