Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии

Он держал в руке какие-то бумаги, при этом так яростно хлопал по ним свободной рукой, что Хорнблоуэру доставило некоторое затруднение взять их у него. Хорнблоуэр уже был взбешен. По мере чтения его бешенство усиливалось. Один из документов являлся официальным рапортом голландского губернатора Кюрасао, написанным на французском языке, другой был более пространным и ясным, и он решил прочитать его в первую очередь. Это был большой лист бумаги, исписанный крупным почерком.

«Поскольку, – начинался он, – лордами комиссионерами была получена записка от высокочтимого виконта Кастельро, одного из виднейших государственных секретарей Его величества короля Британии, касающаяся исполнения поручения Первого лорда адмиралтейства, относительно необходимости установления блокаду побережья Его католического величества колонии Венесуэла и островов, входящих в состав колоний Его величества короля Голландии, а именно Кюрасао, Аруба и Бонэр, в силу этого я, лорд Горацио Хорнблоуэр, кавалер большого креста высокочтимого ордена Бани, контр-адмирал белого флага, командующий Его величества короля Британии кораблями и судами в вест-индских водах, сим провозглашаю, что континентальное побережье Южной Америки от Картахены до Пасти Дракона и вышеупомянутых голландских островов Кюрасао, Аруба и Бонэр, находятся отныне в состоянии блокады, и что любое судно какого бы то ни было назначения, перевозящее военные материалы или нет, застигнутое при попытке войти в какой бы то ни было порт или на рейд, расположенный на ранее описанной территории, или плывущее с намерением войти в такой порт или на рейд, будет задержано и отослано для разбирательства в Его британского величества Высоком суде адмиралтейства, а также захвачено и конфисковано без выплаты компенсации владельцам судна, груза, нанимателям, капитану и команде.

Подписано мною собственноручно 1 июня 1821 г.

Хорнблоуэр, контр-адмирал»

Прочитав этот документ, Хорнблоуэр мог обратиться к другому. Это был резкий протест голландского губернатора Кюрасао, с требованием объяснений, извинений, немедленного снятия блокады, и частичной компенсации. Хорнблоуэр в изумлении уставился на Хупера.

– Это оформлено в соответствии с законом, – сказал он, указывая на прокламацию, – но я никогда ее не подписывал. Это не моя подпись.

– В таком случае?.. – Хупер запнулся. – Я думал, что вы можете исполнять секретные предписания из Лондона.

– Разумеется нет, сэр. – Хорнблоуэр еще один долгий миг глядел на Хупера, прежде чем к нему пришла разгадка. – Рэмсботтом!

– Что вы имеете в виду?

– Он выдал себя за меня, или, в крайнем случае, за одного из моих офицеров. Можно ли увидеть того голландского офицера, который доставил это?

– Он ожидает в соседней комнате. Там же находится испанец, присланный Морильо из Ла Гуайры на рыболовном судне.

– Можно ли попросить их войти, сэр?

Голландца и испанца переполняло чувство оскорбленного достоинства, которое ни в малейшей степени не убавилось, когда их представили адмиралу, виновному, по их мнению, в этом оскорблении. Голландец бегло говорил по-английски, и именно к нему Хорнблоуэр обратился в первую очередь.

– Как была доставлена прокламация? – спросил он.

– С одним из ваших кораблей. Одним из ваших офицеров.

– Что за корабль?

– Военный бриг «Десперейт».

– У меня нет такого корабля. Он не значится в списках флота. Кто принес бумагу?

– Капитан.

– Кто он? Как он выглядел?

– Офицер. Коммандер, при эполетах.

– В форме?

– Да, в полной форме.

– Молодой? Старый?

– Очень молодой.

– Невысокий, худой, симпатичный?

– Да.

Хорнблоуэр и Хупер обменялись взглядами.