Адмирал Колчак. Диктатор поневоле

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «В 1917 году в августе месяце, — свидетельствовал в своих записках генерал-лейтенант Генерального штаба Филатьев, — когда и без того призрачная власть Керенского сошла на нет, Сибирь решила сделаться автономной, по примеру Украины, и выбрала свою собственную Думу, получившую на сокращенном телеграфном языке неблагозвучное имя Сибобалдума. Движение велось социалистами-революционерами, и только из своей среды они производили выборы. До созыва Думы были выбраны 14 министров с неким Дербером во главе. Цензовые элементы ни в Думу, ни в министерство допущены не были. Приход большевиков к власти не дал возможности организовать Сибирское правительство, министры бежали во Владивосток, оттуда переехали в Харбин и поселились на вокзале в вагонах. Без территории, без денежных средств и без подданных, они все же продолжали считать себя Сибирским правительством. Во время революции возможны всякие курьезы и открывается широкий простор для жаждущих приобрести хоть не надолго высокое звание».

У большевиков в Сибири в это время вне городов тоже не было никакой власти, так что население управлялось само собой при помощи выборных комитетов. Члены комитета выбирались в каждом селении и являлись одновременно властью законодательной, исполнительной, распорядительной и судебной. Судьи были анонимны во избежание мести, так как за нарушение установленных правил виновные из населения приговаривались всегда к одной и той же мере наказания — к розгам.

Этим способом поддерживался в деревнях порядок и возможность общежития…

По инициативе Самарского, Екатеринбургского и Сибирского правительства были устроены два совещания: 23 августа — в Челябинске и 23 сентября — в Уфе. После бесконечных дебатов о приоритете, наконец, согласились на учреждение единой власти в лице пяти членов Директории, и местом ее пребывания выбран Омск, как отстоящий далеко от фронта.

Директорами были выбраны Авксентьев, Астров, находившийся в то время при Добровольческой армии, а также Вологодский, Чайковский, бывший в ту пору в Париже, и генерал Болдырев, он же Верховный главнокомандующий…

Нельзя не подивиться составу Директории, избранной для управления государством в минуту тягчайшего испытания. Как на подбор, директорами были выбраны лица, имена которых ничего не говорили не только России, но даже и Сибири, и которые решительно ничем себя не проявили ни на государственном, ни на общественном поприще, за исключением Астрова да отчасти Авксентьева, ставшего известным после того, как он входил в состав министерства Керенского. Избрание Астрова и Чайковского было простым лицемерием, так как было ясно, что прибыть в Сибирь они могли не раньше, чем через несколько месяцев…

Если бы Директория не набиралась исключительно по признаку партийности, то, несомненно, в ее состав должен был войти и генерал Хорват, как знаток Дальнего Востока и как человек, пользовавшийся там большой популярностью.

Избранная Директория была призвана Уфимским совещанием как «единственный носитель верховной власти на всем пространстве государства Российского» до созыва Учредительного собрания.

Представители англичан в Сибири Ольстен и Нокс, французов — Пишон и Буржуа и чехов — Павлу приветствовали создание Директории, которая, кстати сказать, набиралась под сильным давлением чехов, грозившихся уйти с фронта, если соглашение не состоится.

Кроме Астрова (отказавшегося от избрания), Вологодского, Болдырева и Алексеева, все директора и заместители были социалисты и получили от партии особые инструкции, которые были обязаны исполнять, хотя бы они и шли вразрез с государственными интересами. На этом Директория и споткнулась.

Деникин отказался признать Директорию всероссийской властью, как «ответственную и направляемую Учредительным собранием первого созыва, возникшим в дни народного помешательства и не пользующимся доверием».