Адмирал Колчак, верховный правитель России

Стемнело, настала новогодняя ночь, тихая и звёздная. Но на краю неба вдруг появилась длинная чёрная полоса. Она стремительно расширялась, приближаясь к зениту. Засвистел ветер, погасли звёзды и хлынул ливень. Корабли, шедшие без огней, растворились во мгле. Опасаясь столкновений, Колчак приказал отряду как можно точнее держаться на курсе и увеличить ход.

Беспрерывно грохотал гром, а молнии, блиставшие сразу в нескольких местах, образовали вокруг корабля мутно-лиловый световой шар, внутри которого прыгали тени, а за пределами ничего не было видно. Так продолжалось около часа, а затем гроза умчалась, на небе вновь засияли звёзды.

Наступал Новый год, и походный штаб Колчака собирался в тесной командирской столовой. Был накрыт стол, почти все уже подошли, не было только Лукина. Он почему-то вступил в длительные прения с командиром корабля. Когда до наступления Нового года оставалось 5 минут, Колчак велел пойти за адмиралом и привести его за руку.

Лукин, наконец, явился и сел на оставленное для него место. Колчак поинтересовался:

– Вы очень заняты или, быть может, не хотите с нами ужинать?

– Нет, ваше превосходительство, я свободен и хочу есть, но…

– В чём же дело?

– Дурная примета, ваше превосходительство, встречать Новый год с начальником. Говорят, после такого ужина неприятностей не оберёшься.

Все рассмеялись, зная Лукина как крайне суеверного человек. Колчак налил в его бокал красного вина. После ужина пили кофе, беседовали чуть ли не до утра, ожидая известий от ушедших вперёд авиатранспортов. Известия оказались не очень хорошими: близ берега разыгралась волна, и гидросамолёты не смогли оторваться от воды. Бомбардировку турецких берегов пришлось отложить.[683] Так наступил 1917 год.

На посту командующего Колчак всё более убеждался в необходимости религиозного воспитания офицеров и матросов. Уходили в прошлое колебания в области религии, появившиеся у него после Порт-Артура. 5 октября 1916 года, в речи при открытии Морского корпуса в Севастополе он сказал, что «основные черты воинского созерцания находят себе полное подтверждение в основаниях христианской религии» и что «военный человек не может не быть человеком религиозным и верующим».

А 18 января 1917 года командующий собрал флагманов и духовенство Черноморского флота, чтобы обсудить вопрос о состоянии религиозности во флоте. Услышанное мало его утешило. В один голос судовые священники говорили, что уровень религиозности матросов крайне низок – много ниже, чем в армии. Это особенно бросалось в глаза тем священникам, которые перешли во флот из армейских частей. И дело было не только в том, что матросы набирались преимущественно из промышленных районов. Новобранцы теряли религиозность, а вместе с ней и многие другие положительные черты именно во флоте. Так что из их родных мест шли жалобы: «Мы посылаем во флот детей, а получаем чертей». Говорили священники и о своём приниженном положении на корабле, о том, что порой целыми днями приходится бегать, «подобно собачонке», за старшим офицером, выпрашивая разрешение на проведение богослужения.

Закрывая собрание, Колчак сказал, что необходимо усилить религиозное просвещение на кораблях и в этих целях предоставить священникам для чтения лекций не менее двух часов в неделю. Важное значение, отметил он, имеют также неформальные беседы священника с матросами. Все вопросы о богослужениях и лекциях, подчеркнул адмирал, обращаясь к флагманам, должны согласовываться священником лично с командиром корабля, ибо должности старших офицеров ныне, к сожалению, часто занимают люди молодые и неопытные. Надо помнить, сказал Колчак, что священник «является ближайшим помощником командира в деле воспитания всех чинов корабля».[684] Конечно, он понимал, что этих мер недостаточно. Но что он мог ещё сделать? Падение религиозности и ослабление дисциплины во флоте (да и в армии, и в обществе) замечались давно. Нельзя было в одночасье исправить то, что происходило годами и неуклонно подтачивало устои старого режима. Можно сказать – и старой России.

Когда пришла революция

В конце февраля 1917 года Колчак должен был встретиться в Батуме с великим князем Николаем Николаевичем для обсуждения вопроса о сооружении порта в Трапезунде. Заодно надо было согласовать график морских перевозок.

26 февраля Колчак вышел из Севастополя на миноносце «Пронзительный» и сразу же попал в довольно крепкий шторм. «Ночью было крайне неуютно, – писал он Анне Васильевне, – непроглядная тьма, безобразные холмы воды со светящимися гребнями, полуподводное плавание, но к утру стихло. Мрачная серая погода, низкие облака, закрывшие вершины гор, и ровные длинные валы, оставшиеся от шторма, – вот обстановка похода к Трапезунду». На открытом рейде вставший на якорь миноносец бросало из стороны в сторону не хуже, чем в шторм. Колчак хотел было сняться и уйти, но потом всё же спустили вельбот, и командующий флотом со своими помощниками с трудом добрался до причала временного порта.