Адмирал Колчак, верховный правитель России

Восстановив существовавшие в городе военные структуры, Гришин-Алмазов в конце июня 1918 года произвёл мобилизацию младших возрастов – тех, которые не были затронуты окопным пацифизмом. Мероприятие прошло успешно, без массового дезертирства и волнений.

Гришин-Алмазов проявил себя деятельным и умелым военным администратором. Новая армия строилась на основе строгой воинской дисциплины, без всякой «керенщины». Погоны не вводились, и это позволяло сибирякам сманивать к себе красноармейцев: «Переходи, не бойся, мы такие же беспогонные».[897] 25 июля силами Чехословацкого корпуса и Сибирской армии красные были изгнаны из Екатеринбурга.

Деятельности Гришина-Алмазова в должности военного министра скоро пришёл конец. В последних числах августа в Челябинске проходило совещание с делегацией Комуча. Присутствовали представители Чехословацкого корпуса и союзников. На банкете, после совещания, подвыпивший Гришин-Алмазов в ответ на колкость одного из иностранцев наговорил кучу дерзостей и чехам, и союзникам. У Сибирского правительства возникли неприятности с союзными представителями, и Гришин-Алмазов, вопреки возражениям Михайлова, был отправлен в отставку. Вскоре он уехал на Юг.[898]

Пост военного министра занял генерал-майор П. П. Иванов-Ринов, который первым делом ввёл погоны. Новый министр был грубоват, прямолинеен, злопамятен и имел склонность к интриге. Стратег он был неважный, и Сибирская армия распылилась и увязла в боях за обладание десятками маленьких городков и заводов, окружающих Екатеринбург.

* * *

Большевиков не ввёл в растерянность стремительный поворот событий, когда от них стали откалываться огромные регионы. 29 мая 1918 года ВЦИК принял «Постановление о принудительном наборе в Рабоче-крестьянскую армию».[899] Мобилизация шла медленно, с трудом. Массовый характер носило дезертирство. До самой осени добровольчество оставалось главным источником формирования Красной Армии.[900] Тем не менее большевикам удалось к сентябрю 1918 года сосредоточить на Волжском фронте около 70 тысяч вполне боеспособных войск. Численный перевес оказался на стороне красных, ибо в противостоящих им разнородных армиях и отрядах вкупе насчитывалось 55 тысяч штыков и сабель (20 тысяч – чехи и словаки, 15 тысяч – Народная армия, 15 тысяч – оренбургские и уральские казаки и около 5 тысяч – ополчения Ижевского и Боткинского заводов).[901]

В Чехословацком корпусе, после лёгких побед столкнувшемся с возросшим сопротивлением, замечалось быстрое падение боевого духа. Не действовали больше увещания в том смысле, что, сражаясь против красных, чехи и словаки воюют с Германией и Австро-Венгрией за освобождение своей страны. Солдаты бросали позиции или отказывались туда идти, требовали отправить их в тыл, заявляя, что не желают проливать кровь «за какой-то „славянский романтизм“».[902]

10 сентября красные овладели Казанью, 12 сентября пал Симбирск. Вскоре была утрачена Сызрань. 7 октября пала Самара. После этого на линии фронта, значительно сдвинутой на восток, образовался Ижевско-Боткинский выступ. Командование антибольшевистских сил не оценило его стратегического значения и не пришло на помощь рабочим дружинам, защищавшим свой район. Под ударами красных они должны были отойти. 14 ноября последние отряды повстанцев переправились через Каму. После этого ижевское и воткинское ополчения были переформированы в две дивизии, отличавшиеся своеобразием внутреннего устройства и необычайной стойкостью в боях и походах.

Военные неудачи поставили вопрос о скорейшем объединении всех антибольшевистских сил. 8 сентября в Уфе собралось Государственное совещание, в котором участвовали делегации Комуча, Сибирского и Уральского правительств, казачьих войск (Оренбургского, Уральского и Сибирского), национальных правительств Башкурдистана и Алаш-орды, а также главных политических партий, за исключением большевиков. Присутствовали наблюдатели от союзников и Чехословацкого национального совета.

Работа шла трудно, сговориться долго не удавалось. Наконец было решено, что временным верховным органом всероссийской власти будет Директория из пяти человек. Правое крыло Совещания решительно воспротивилось избранию в её состав Вольского. В свою очередь эсеры и меньшевики одного за другим отвергли М. В. Алексеева, A. И. Деникина и А. В. Колчака.[903] В конце концов останови лись на следующих кандидатурах: Н.Д.Авксентьев (эсер), Н. И. Астров (кадет), генерал В. Г. Болдырев (командующий Народной армией), П. В. Вологодский и Н. В. Чайковский (энес). На случай смерти или длительного отсутствия каж дый член Директории получил своего заместителя: Аст ров – В. А. Виноградова, кадета, члена III и IV Думы, Авк сентьев – эсера А. А. Аргунова, Вологодский – профессора B.В. Сапожникова, министра просвещения в Сибирском правительстве, Чайковский – эсера В. М. Зензинова. Алек сеев, доживавший свои последние дни, немало бы удивил ся, если бы узнал, что он попал в «заместители» к малоиз вестному генералу Болдыреву.