Адмирал Колчак, верховный правитель России

В комиссию вошли также меньшевик А. Н. Алексеевский и эсер Г. И. Лукьянчиков. Первый из них был знаком Колчаку по Экономическому совещанию. На допросах он был активнее всех, задавал вопросы, стараясь поставить верховного правителя в неудобное положение. Но потом, когда Политцентр сошёл со сцены, он благоразумно убыл в эмиграцию. По части вопросов проявлял старания и Денике. Лукьянчиков за всё время не задал ни одного вопроса, и было видно, что он сочувствует Колчаку.

Адмирал держался на допросах спокойно, не торопясь, обстоятельно рассказывал о своей жизни, охотно отвечал на вопросы, не теряя нить повествования. Потом прочитывал и правил протоколы. Старался не упоминать лишний раз имён, чтобы не давать пищу для следователей, не пытался сваливать ответственность на других. Поскольку же начал он свой рассказ с ранних лет, а факты его биографии переплетались с главными моментами недавней истории, то перед следователями раскрывалась широкая панорама русской жизни за последние 30–40 лет. Этот допрос, а также письма к Тимирёвой – в настоящее время самые читаемые произведения Колчака.

На второе своё заседание комиссия собралась 23 января, а в промежутке между заседаниями в Иркутске произошли важные события.

Политцентр надеялся сделать Иркутск центром «буферного государства» между Забайкальем, занятым японцами и их ставленником Семёновым, и Советской Россией. В Москву на переговоры была отправлена делегация во главе с эсером Е. Е. Колосовым. По дороге он был арестован, а после освобождения его трудоустроили конторщиком в Сибздрав.[1422]

А в Иркутске в то время большевики прибирали власть к своим рукам. Ещё в ходе восстания они создали Центральный штаб рабоче-крестьянских дружин. Контролируемые большевиками вооружённые формирования пополнялись за счёт подходивших к Иркутску партизанских отрядов. Подошла и остановилась у самого города «армия» Каландаришвили. Большевики постепенно перетягивали на свою сторону и те воинские части, которые Политцентр использовал для свержения правительства. Вскоре большевик И. Н. Бурсак (Блатлиндер) явочным порядком занял пост коменданта города, отстранив от этой должности эсера. Другой большевик оказался на месте начальника штаба войск.[1423]

20 января комитет партии большевиков назначил Военно-революционный комитет из пяти лиц (четверо большевиков и один левый эсер) во главе А. А. Ширямовым. 21 января Политцентру было предложено передать власть ВРК, что он и сделал. После этого большевики быстро провели выборы в Совет рабочих и солдатских депутатов, который подтвердил полномочия ревкома во главе с Ширямовым, сократив его состав до трёх человек (два большевика и один левый эсер).[1424]

Оказавшись у власти, большевики отстранили от командования штабс-капитана Калашникова, поднявшего восстание и отбившего атаку семёновцев.[1425] Теперь он, наверно, понял, для кого таскал из огня каштаны.

Председателем следственной комиссии стал С. Г. Чудновский. Маленький и какой-то особенно злобный, он на допросах даже по мелочам старался чем-нибудь ущемить и принизить Колчака. Заметил, например, что Колчак с большим удовольствием пьёт чай, который приносили во время допросов, и распорядился давать его только членам комиссии. Тогда Лукьянчиков передал Адмиралу свой стакан.[1426]

Комендант города Бурсак («ужасный Бурсак», как называла его Гришина-Алмазова) тоже наведывался в тюрьму. Однажды зашёл в камеру Колчака, спросил есть ли жалобы, доволен ли он питанием. Колчак отвечал, что жалоб нет, а пища несъедобна.

– Мы на воле сейчас не лучше питаемся, – ответил Бурсак.[1427]

Тюремный режим заметно ужесточился, у камер Колчака и Пепеляева поставили часовых.

Как уже говорилось, неожиданное появление «каппелевцев» не на шутку встревожило иркутских большевиков. Они знали, что против них идут, по словам Ширямова, «наиболее стойкие и упорные в борьбе с Советской властью части, выдержавшие двухлетнюю кампанию».[1428]

Большевистские мемуаристы единодушно отмечали, что обстановка в городе была тревожной. Распространялись листовки, прославлявшие Колчака и призывавшие к его освобождению. Бурсак даже писал, будто «осевшие в Иркутске белогвардейцы предприняли попытку, правда, неудачную, освободить Колчака».[1429] Поскольку в других источниках это не подтверждается, то, наверно, можно считать, что ничего такого не было. И вообще красные мемуаристы явно сгущали краски, чтобы оправдать последующие свои действия.