Читаем Адмирал Колчак, верховный правитель России полностью

Инженер-технолог Михаил Иванович Бруснев принадлежал к числу первых русских марксистов. В советское время его имя упоминалось во всех учебниках истории. В 1901 году шёл шестой год его ссылки. Он собирал для гербария образцы скудной растительности восточносибирской тундры и насаживал на иглу мелких представителей её фауны. Но в отчётах на имя президента Академии наук великого князя Константина Константиновича не упускал случая «подпустить» насчёт «кулаков-торговцев», которые держат в кабале местное население, а наёмных охотников, которых в Сибири все называют промышленниками (от слова «промышлять»), именовал по-научному – рабочими.

Во время бессонницы у Толля рождались «прекрасные планы». Один из них был изложен Матисену наутро после первой встречи с Воллосовичем: почистить на «Заре» котёл, разобрать и погрузить на неё домик, что на берегу, поговорить с якутами насчёт зимовки на Беннетте, а затем сняться с якоря и подойти к острову возможно ближе. Если льды не пропустят, добраться до берега на собаках. «Заря» вернётся на Котельный, а летом заберёт зимовщиков с Беннетта.

Матисен не пришёл в восторг от «прекрасного плана». Во время шторма, сказал он, ослабла ось винта и усилилась течь, ручные насосы с ней не справляются, а паровую помпу надо чинить – на весь этот ремонт и чистку котла потребуется не менее шести дней. Толль призадумался, а вскоре, 10 сентября, вопрос решился сам собою: подул северо-восточный ветер, похолодало, по воде пошла шуга (мелкий лёд). Закончилась вторая навигация и началась вторая зимовка – в Нерпичьей бухте острова Котельного.

* * *

Вокруг поварни Воллосовича вырос маленький хуторок: домик для магнитных исследований, метеорологическая станция и баня. Строительного материала было достаточно. Могучая Лена выносила в море из таёжных глубин многие кубометры плавника, а летние штормы выбрасывали их на острова.

В бане не было шаек. Вместо них использовались большие консервные банки. Для матросов стало любимым развлечением выскочить из бани нагишом, поваляться в снегу и бежать обратно. В этих развлечениях участвовал и Колчак. Кончилось тем, что у него произошло воспаление надкостницы с высокой температурой – первый случай за время экспедиции, когда он заболел. После этого Толль запретил подобные свирепые забавы.[133] Но зато смягчил сухой закон: спиртное теперь выдавалось раз в неделю – по воскресеньям.

С тех пор как «Заря» прошла через место предполагаемой Земли Санникова и не нашла её, среди членов экспедиции укрепилось скептическое к ней отношение. Говорили, что это был просто мираж, столь частый в этих широтах.[134] Для Толля необнаружение Земли Санникова было большим разочарованием и ударом по самолюбию. Конечно, он не считал, что вопрос о ней решён окончательно, но вполне допускал, что экспедиция, которой он руководит, её не найдёт. А поскольку пройти Беринговым проливом и дойти до Владивостока тоже не получалось, то результаты экспедиции представлялись ему слишком малыми. В таком случае только обследование не изученного почти острова Беннетта, как, видимо, полагал он, позволит достойно отчитаться о результатах экспедиции и вписать её в историю науки.

Толль, конечно, знал, что и без экспедиции на далёкий остров достигнуты реальные результаты – прежде всего в описании побережья и промерах глубин. Насколько это было важно, легко понять, сравнив на картах современные очертания Таймырского полуострова с теми, которые изображались в начале XX века. Ни Норденшельд, ни Нансен не вели систематических съёмок и промеров.[135] Конечно, Русская полярная экспедиция тоже не засняла всего побережья, но в некоторых местах на карте были отображены результаты точных съёмок. А промер глубин «Заря» вела на всём пути своего следования.

Толль это знал. Но этого ему казалось недостаточно. Этим он отличался от Матисена, своего любимого капитана, всегда готового довольствоваться малым.

Толль несколько раз менял планы. Ему стало казаться, что с Землёй Санникова ещё не всё потеряно. Наконец он решил с началом полярного дня отправить Матисена на поиски Земли Санникова, а по его возвращении поехать самому на эту землю, если она будет открыта, в противном же случае – на остров Беннетта. Ехать вместе с Толлем согласился Зеберг, к Новому году выздоровевший. Надо было также взять с собой двух якутов-промышленников. Предполагалось, что отряд отправится в путь в феврале или марте.[136]

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза