— Смотри, ребята, — сказал он матросам, — палить хорошенько, без суеты: вам это дело хорошо известно! Никому не оставлять своей пушки, пока можно стоять на ногах.
Капитан-лейтенант Лихачёв, теперь только успевший присоединиться к свите, отыскал адмирала на бастионе, когда тот стоял на банкете и смотрел за бруствер. Впечатление, которое увиденное произвело на Лихачёва, он сохранил на всю жизнь: покойно и строго было выражение лица Корнилова; лёгкая улыбка едва заметно играла на устах; глаза, эти удивительные, умные и проницательные глаза, светились ярче обыкновенного; щёки пылали. Высоко держал он голову; сухощавый и несколько согнутый стан его выпрямился: он весь как будто сделался выше ростом. Никогда не видел Лихачёв человека прекраснее адмирала в эти минуты…
Два раза прошёл Корнилов быстрыми шагами по всему фронту бастиона и по бульварной кремальерной линии, останавливаясь у орудий, заглядывая везде в амбразуры и наставляя командоров. Возвратясь на правый фланг 4-го бастиона, в исходящем углу которого стоял начальник второго отделения оборонительной линии вице-адмирал Новосильский, и переговорив с ним, Владимир Алексеевич пошёл к лошадям, оставленным за бараками позади бастиона. Кавалькада стала спускаться в лощину по кремальерной линии между 4-м и 5-м бастионами: приходилось ехать по крутой пологости холма, против которой сверкали вспышки выстрелов французских батарей; лошади упрямились, пугаясь огня и снарядов, но Корнилов принудил свою повиноваться и, усмехнувшись, сказал своим офицерам:
— Не люблю, когда меня не слушают.
В лощине он проехал возле Тарутинского батальона; солдаты провожали его глазами, и, следя за ним, Жандр слышал их слова вслед адмиралу:
— Вот этот так молодец!
Отыскивая несколько минут свою, вспугнутую канонадой, лошадь, капитан-лейтенант Лихачёв отстал от адмирала, но, зная, что он намерен был ехать на 5-й бастион, отправился прямо туда. Здесь было почти то же самое, что на 4-м бастионе, только внутреннее пространство теснее и потеря в людях, хотя тоже значительная, была, кажется, менее, чем там. Павел Степанович Нахимов был тут и распоряжался на батареях, как на корабле: деятельно и горячо, входя во все подробности и одушевляя людей всегда удачно сказанным словом привета или одобрения. Как и на корабле, он был в сюртуке с эполетами, отличавшем его от других во время осады.
Корнилов и Нахимов довольно долго разговаривали, стоя рядом на банкете, и следили за повреждениями, наносимыми врагам нашей артиллерией. В это время ядро, пролетевшее около них, сорвало голову одному из матросов прислуги и обдало мозгом и кровью некоторых офицеров свиты, стоявших у их ног. Командир бастиона капитан-лейтенант Ильинский, боявшийся за жизнь адмирала, не выдержал.
— Ваше Превосходительство! — обратился он к Корнилову. — Простите мне мою смелость, но я прошу вас оставить бастион.
Но адмирал лишь сошёл с банкета и теперь наблюдал, верно ли командоры прицеливают свои орудия. Ильинский не отступил:
— Ваше Превосходительство, зачем вы ездите по бастионам? Вы своим присутствием доказываете, что не уверены в нас. Я вас прошу отсюда уехать и ручаюсь исполнить свой долг.
Корнилов обернулся к нему:
— А зачем же вы хотите мешать
мнеисполнить свой долг? Мой долг — видеть всех, — и взошёл на площадку над оборонительной казармой бастиона, где была батарея. На неё был сосредоточенно направлен огонь французских батарей, и она имела уже значительные повреждения; из 39 человек прислуги выбыло 19, но места живо замещались матросами 33-го флотского экипажа.Заметив, что в пылу битвы прислуга орудий томится от жажды, адмирал поручил Жандру позаботиться о воде; трое других офицеров были оставлены для снабжения батарей снарядами, что особенно заботило Корнилова, и он сам входил во все подробности их доставки.
…Увы, Ильинский и сам знал, что адмирал прав: одним своим присутствием он вдохновлял всех вокруг себя, но вскоре, к его великому облегчению, тот простился с Нахимовым и поскакал на 6-й бастион.
…Опасаясь опоздать к адмиралу в случае его раннего выезда, капитан-лейтенант Попов ещё до рассвета отправился на 4-й бастион с штабс-капитаном Пестичем, чтобы испытать действие гранат с кранцами. Окончив опыт с открытием канонады, он поспешил к адмиралу, надеясь застать его дома, но, приехав, уже не застал. Отправясь опять на 4-й, затем на 5-й бастионы, Попов долго не мог отыскать его за дымом и встретился с ним, когда Корнилов возвращался с 6-го. Адмирал улыбнулся в ответ на поздравление своего офицера с началом канонады. Садясь на лошадь, чтобы сопровождать адмирала, Попов сказал ему, что более часа его разыскивал и что, вероятно, многие ожидают его распоряжений, а потому и нужно ему возвратиться домой. Попов пустился на эту уловку, беспокоясь за его жизнь, и, к счастью, приведённый им довод показался Корнилову убедительным.