Адмирал Корнилов

Вернувшись домой, Корнилов вошёл в свой кабинет и послал за капитан-лейтенантом Христофоровым, который был назначен курьером в Николаев; он сел и торопливо дописал несколько строк письма к жене, запечатал его, потом снял с себя золотые часы, доставшиеся ему от его отца, вручил и то и другое курьеру, сказав:

— Передайте, пожалуйста, жене, они должны принадлежать старшему сыну; боюсь, чтобы здесь их не разбить.

Когда лейтенант Жандр возвратился с донесением, что отправил по несколько бочек воды на каждый бастион, он застал адмирала за чаем: флаг-офицер Лихачёв говорил ему о необходимости распоряжений на рейде, в частности, вывести суда «Дунай», «Буг» и «Сухум-Кале» из Южной бухты, куда падало множество английских бомб. Корнилов согласился и, получив приказание немедленно распорядиться этим, Лихачёв вышел. Его место заступил флаг-офицер Крюднер, которого адмирал посылал с 5-го бастиона передать дистанционным начальникам, чтобы они были готовы отразить штурм. Возвратившись с Малахова кургана, Крюднер донёс, что у нас везде благополучно и что Истомин просит его не приезжать на курган. Но так как адмирал всё-таки выразил намерение ехать на левый фланг, то капитан-лейтенант Попов, желая выиграть время, предложил ему посмотреть канонаду с террасы дома. Через несколько минут Лихачёв, выходя из дома, встретил его на галерее, которая вела на крышу; адмирал остановился, сказал ещё несколько слов в дополнение уже порученного и приказал ему ехать на рейд, чтобы поспешить всё выполнить.

После этого Лихачёв уже не видел его…

Взойдя на верх дома, Корнилов приказал Попову спешить принять все меры к безостановочному снабжению батарей зарядами и снарядами и прибавил:

— Я боюсь, что никаких средств недостанет для такой канонады.

В это время князь Меншиков, осмотрев батареи левого фланга, поднялся на гору к телеграфу, напротив которого была квартира Владимира Алексеевича, подъехал к дому и приказал доложить адмиралу, что он его спрашивает. Корнилов спустился с галереи, сел на лошадь, чтобы проводить князя к Екатерининской пристани, и дорогой отдал ему отчёт о действиях 1-й и 2-й дистанций. Сопровождавший вице-адмирала Жандр видел, что Меншиков успокоился услышанным, затем сел в шлюпку и направился на Северную сторону, а Владимир Алексеевич поехал по Екатерининской улице к театру. На пути он разослал с приказаниями, касающимися помощи раненым и доставки снарядов на бастионы, двух сигнальных офицеров и своих адъютантов Шестакова и Скарятина, и вдвоём с Жандром они въехали на 4-й бастион. Навстречу беспрестанно попадались носилки с телами убитых и раненых, которых сначала не успевали подбирать и во время первого посещения Корнилова они валялись везде, но вскоре установился порядок, и теперь бастион был очищен от тел. В это время французский пороховой погреб уже был взорван и огонь французских батарей сделался заметно слабее.

Тут им встретился полковник Генерального Штаба Попов, и они поехали вместе с ним между бараками по вершине горы, на уступе которой располагался бульвар, к двум бомбическим батареям; на них действовала команда «Язона», давшая имя редуту, построенному впоследствии из этих батарей. Спустившись с пригорка на верхнюю бульварную аллею, они поехали по ней к Театральной площади; дорогой Владимир Алексеевич передал полковнику Попову, какие первые распоряжения надлежит сделать в случае штурма 4-го батальона, и приказал ему остаться для этого на 2-й дистанции.

Стараясь держаться с адмиралом стремя в стремя, Жандр тревожно, лихорадочно размышлял, как заставить его вернуться, и у ворот бульвара он стал горячо убеждать Корнилова повернуть домой, так как ему было уже известно всё, что делалось на левом фланге.

— Оставьте это, Александр Павлович: что скажут обо мне солдаты, если сегодня они меня не увидят? — возразил Корнилов.

Да, уж Жандр-то знал, какое влияние производило на войска в последнее время его появление; и все вокруг это знали и находили необходимым одушевлять солдат, не привыкших к огромным корабельным снарядам. Не смея больше спорить, Жандр всё же рассказал адмиралу, что говорили о нём тарутинцы.

От театра Владимир Алексеевич спустился с горы на пересыпку Южной бухты и поднялся прямо к 3-му бастиону по крутой тропинке, выбитой в скале ступенями, по которой он не раз ездил в последнее время, сокращая дорогу. На 3-й бастион был устремлён перекрёстный огонь английских батарей, расположенных по обе стороны Лабораторной балки: они были сильнее и прочнее французских, действовали успешнее и продолжительнее — и к вечеру этот бастион был повреждён более других русских укреплений; на нём несли осаждённые наибольшую потерю в людях. При посещении Корнилова 3-й бастион находился ещё в должном порядке: все орудия действовали и не очень значительны ещё были людские потери, так как высокий бруствер прикрывал орудийную прислугу, а резервы были отведены подальше. Но ластовые казармы и бараки представляли уже груду развалин, и вся площадка позади бастиона была изрыта английскими ядрами.