Адмирал Макаров

Подобно своему предшественнику адмиралу Бутакову, Макаров был далек от раболепного преклонения перед иностранными авторитетами, как бы ни преклонялись перед ними консервативная часть офицеров флота и руководящие военные круги. Макаров подверг критике высказывания Мэхэна и Коломба и указал на беспочвенность теории «морской силы» первого и теории «господства на море» второго. Но эта критика Макарова носит несколько односторонний, классово ограниченный характер, он совершенно не касается идейно-политической основы воззрений Мэхэна и Коломба. Ошибкой Макарова является также то, что он рассматривал войну на море в отрыве от общественно-экономического и технического развития страны. Политической основой теории Мэхэна — Коломба является откровенное оправдание стремления американо-английского империализма к мировому господству. Эта сторона теории осталась вне поля зрения Макарова. Ее сугубо реакционная сущность была полностью разоблачена лишь в наше время. Что же касается военно-тактических положений этой теории — «вечных принципов» морского боя и достижения господства на море методом генерального сражения или блокады, то здесь Макаров, опровергая измышления зарубежных специалистов, делает ряд метких замечаний, которые дают право считать русского адмирала первым флотоводцем-ученым, давшим правильную критику ложной теории «владения морем». «Два авторитета по стратегии — Мэхэн и Коломб, — писал Макаров, — говорят, что главной целью флота во время войны должно быть командование морем. До сих пор это понималось таким образом, что флот, командующий морем, беспрепятственно и совершенно открыто в нем плавает, в то время как его разбитый противник не смеет показаться из своих портов. Так ли это будет в настоящее время? Инструкции, имеющиеся по сему предмету, советуют этому победоносному флоту избегать ночью встреч с миноносцами своего противника и потому скрывать тщательно свои огни и ходить хорошим ходом. Если победоносный флот этого не сделает на ночь, то несколько единиц из его состава будут уничтожены в первую же ночь и может быть столько же в последующую. Моряки отчасти помирились с этой ненормальностью, но если бы все это изложить перед посторонним человеком, то он был бы поражен. Он, вероятно, переспросил бы несколько раз, так ли он понял и действительно ли ему сказали, что грозный флот должен прятаться от остатков разбитого им неприятеля».

Так остроумно высмеивал С. О. Макаров эту лжетеорию зарубежных военных авторитетов.

«Я лично не сторонник раболепного поклонения принципам… — писал он далее. — Заговорив о принципах вообще, позволю себе оказать еще раз, что к ним надо относиться осмотрительно… Я советую изучать такие почтенные труды, как труды Мэхэна и Коломба, но не считать, что выводы их, основанные на примерах парусной эпохи, безусловно верны в наш век машин и электричества… Причина, почему я проповедую такую крайне непопулярную мысль (подчеркнуто нами. — Б, О.), заключается в том, что материальная часть на флоте совершенно переменилась. Тактика исследует оружие, но оружие-то наше совершенно иное, откуда история почти никаких указаний по тактике дать не может; между тем любители громких фраз постоянно твердят „на строго исторических началах“ и так этими фразами злоупотребляют, что многие начинают действительно искать тактические правила в истории»124

.

Макаров с величайшим уважением относился к истории. Он отводил ей важное место в системе знаний. Но никогда отжившее и вытесненное ходом событий не заслоняло от него настоящего. Боевой опыт флота прошлых эпох он отнюдь не считал образцом для флота своего времени. Поэтому он с полным основанием доказывал, что выводы Мэхэна и Коломба, подтверждаемые примерами из истории парусного флота, когда корабли в большой мере зависели от ветра, а в бою применялись такие приемы, как абордаж и брандеры, совершенно несостоятельны в век машинных двигателей и электрической энергии.

Макаров не дал развернутой критики взглядов Мэхэна и Коломба в целом. Однако несомненной заслугой его является то, что он очень ярко и убедительно доказал шаткость «в самых основаниях» важнейшего принципа доктрины Мэхэна — Коломба и этим заставил многих моряков отечественного и зарубежных флотов отказаться от общепризнанных до него лженаучных теорий.